НОВЫЙ ГЛАВА АКАДЕМИИ НАУК ПОДЕЛИЛСЯ СВОИМИ МЫСЛЯМИ О РЕФОРМИРОВАНИИ ОТРАСЛИ

http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=c2609204-20b3-48d6-8844-9e6059df044a&print=1
© 2024 Российская академия наук

Поездки по Москве с мигалкой, встречи с Путиным и Медведевым, конкретные планы по выводу Академии наук из тупика... О первых впечатлениях в новой должности вновь избранный президент РАН Александр Сергеев рассказал под занавес Общего собрания Академии.

«Владимир Владимирович пригласил меня вчера приехать для разговора, беседовали один на один. Я сказал ему: «Может, это как-то непривычно будет звучать, но я у вас сегодня ничего не будут просить. Академия наук должна сначала показать, что мы начали действовать. Просьб, конечно, будет много, но сейчас попрошу только утвердить меня в должности. Владимир Владимирович взял документ, положил на стол и сказал: «А вы утверждены». Это было неожиданно для меня. Потому что это не просто Указ президента, а большой мандат доверия, который появился по результатам по-настоящему демократического голосования в Российской академии наук. Мы обсудили множество вопросов, говорили о науке, о том, как можно перестраивать РАН. Я могу сказать, что то поле, которое существует вокруг президента, очень располагает к откровенному разговору. Когда коснулись вопроса о научном творчестве, я убедился, что наш с вами президент понимает ценность фундаментальной науки».

«У ученых, занимающихся фундаментальной наукой, есть право на отрицательный результат. И эти отрицательные результаты порой оборачиваются неожиданными открытиями. Помните фразу Пушкина: «И опыт — сын ошибок трудных, и гений - парадоксов друг». О чем это? Да о том, что в какой-то момент не понимаемое нами вдруг становится открытием. Это как раз и есть фундаментальная наука. И никакой заказчик не поймет этого риска и не пойдет на него. Поддержать фундаментальную науку может только государство».

«В моей программе написано, что я не являюсь сторонником ликвидации ФАНО. Считаю, что мы можем конструктивно выстроить свои отношения, но в рамках корректировки правового поля. А именно, изменения статуса РАН, который по 253 ФЗ и по Уставу РАН не позволяет нам полноценно принимать участие в формировании и реализации государственной научно-технической политики. Надо объединить управление наукой и научные компетенции, разнесенные в результате реформы в 2013 году».

«Мы все говорим, что статус должен быть изменен. Он должен быть особым, соответствующим ситуации. Особый статут есть у Сколково, у Курчатовского института, у МГУ. И я не думаю, что его не заслуживает Российская академия наук. Считаю, что она должна называться «Государственной академией наук». Мы должны будем с юристами поработать над тем, чтобы с изменением статуса вписаться в существующее правовое поле. Думаю, надо начать с корректировки 253-го Федерального закона, в котором следует четко зафиксировать все полномочия и ответственность РАН. После этого нам будет проще общаться и с ФАНО. В Федеральном агентстве научных организаций тоже понимают, что нести ответственность за научный результат должны ученые, а по существующему закону, ФАНО несет эту ответственность. Ведь если государство дает деньги органу исполнительной власти, то с него же потом и спрашивает. < ...> Нам бы хотелось, чтобы у РАН была возможность наряду с ФАНО быть соучредителем институтов. Агентство должно отвечать за административно-хозяйственную деятельность, РАН — за научно-организационную. Вот это надо четко прописать. Тезис «научно-организационное», а не «научно-методическое» руководство очень важен. Сейчас у нас всю науку растащили по министерствам, - там есть свои научно-координационные советы, они же сами являются и распорядителями бюджетных средств. В результате наука и оказалась в таком (плачевном) положении. Мне кажется, что президент Путин это точно понимает и переживает за это. Подтверждает это его предложение организовать советы по каждому из больших вызовов науки, потом объединить их в общий Совет, который возглавит президент РАН».

«После Майских указов президента об удвоении средней зарплаты по региону для ученых сильно изменилась ситуация в стране. Я не вижу ничего страшного, если их выполнение будет сдвинуто по оси времени вправо. Это все прекрасно понимают. Но есть более важный момент, касающийся указа президента об увеличении процента ВВП, вкладываемого в науку. К 2015 году он должен был составлять 1,77 % ВВП. У нас уже 2017-й год, и мы до сих пор находимся на уровне 1,13% ВВП. Может, к концу года что-то и подрастет... Я намерен обсуждать и убеждать всех в необходимости повышения процента ВВП. Очень важна позиция президента, который считает, что РАН должна играть гораздо большую роль, облекает академию доверием, и есть уверенность в том, что он, безусловно, на нашей стороне».

О взимании «налога на науку» с сырьевых компаний

«Одна из главных проблем кризиса науки заключается в том, что нам не хватает инструментов, чтобы заниматься наукой на высоком уровне. В последние десятилетия регулярных средств для обновления материально-технической базы нашей науки не было. Она, эта база, сделалась, мягко выражаясь, довольно архаичной. А тем временем в современной мировой науке очень четко прослеживается тенденция, что владение уникальным инструментом становится залогом для успеха и мирового лидерства. Если есть инструмент, при помощи которого вы можете обнаружить и померить то, чего не смогут обнаружить и померить другие, - вы - король в науке! У вас есть фабрика нового фундаментального знания! И проблема не только в архаичности материальной базы, а в том, что у нас должна быть возможность изготавливать приборы и инструменты самим. На это денег нет, отвечают нам. И я считаю, что это самая большая проблема фундаментальной науки. Чтобы решить ее, нужен фонд инструментализации. Не на зарплаты мы просим деньги, - мы готовы работать, у нас остались коллективы, головы светлые, но нет средств на производство. Программа поддержки национальных исследовательских университетов показала, что при определенном политическом решении средства в стране находятся. Мы с моими коллегами сделали оценку, сколько бы нам понадобилось для обновления инструментальной базы, и получились не какие-то сумасшедшие деньги — порядка 10 млрд рублей в год. Можно было бы попросить эти деньги у государства, - ведь цены на нефть высокие, ВВП растет... Но политически важнее, если бы фонд инструментализации фундаментальной науки стали бы формировать крупные госкорпорации и сырьевые компании. Их доходы и богатства сейчас формируются на трудах отечественных ученых советского периода. Так что было бы справедливо отдавать им сейчас часть своего дохода, чтобы ученые и дальше могли быть востребованы экономикой.

И еще, мы в стране любим и гордимся нашим спортом. Большие средства идут на него, мы радуемся победам наших героев и не умаляем их достоинств. Но ведь страны могут мериться силами не только в спорте, но и в научных достижениях. Если бы на фундаментальную науку, тратилось столько, сколько идет на спорт, думаю, что ситуация изменилась бы кардинально».

«В нашей стране сейчас очень низок престиж научного работника. Если нет этого престижа, молодежь в науку не пойдет. И родители, которые «плохого не посоветуют», не будут своих детей ориентировать на это. Планирую попросить Владимира Владимировича, чтобы он воспринял эту нашу проблему. Ведь повышение престижа ученого — это дело государственное. Его позиция, слово были бы очень важны, ведь вся страна на него смотрит. Я не могу назвать себя человеком с полностью советским менталитетом, но я пришел оттуда. В СССР государство очень активно занималось поддержанием престижа ученых: и фильмы снимались, и книги соответствующие издавались. Сейчас выросло другое поколение, которое меряет себя совершенно в других системах отсчета — мы меряем себя по одномерной шкале, забыв, что определение успеха, своей позиции — это многомерное понятие. Принцип «как можно меньше вложить и как можно больше получить денег» пришел к нам из рыночной экономики. Давайте приложим его к науке, и у нас получится полный нонсенс. Потому что для того, чтобы стать ученым, нужно долго и трудно учиться. А зачем это делать, если можно достичь нужного социального статуса быстрее и с меньшими вложениями? В общем, здесь мы без государства ничего не изменим».

«Я сегодня как раз вошел в их число. Беседа с Дмитрием Анатольевичем Медведевым была короче, чем с Владимиром Владимировичем. Нам удалось поговорить с ним до заседания правительства, после чего он пригласил войти в его состав. После на Общее собрание, где меня ждали мои коллеги, пришлось возвращаться с мигалкой, пробка была на 3-м транспортном кольце... Для меня, поездки с мигалкой, конечно, не очень привычны, но, понимаю, что в Москве без них обойтись трудно. Может, дальнейшее научно-техническое развитие позволит нам в будущем использовать третье измерение, чтобы передвигаться более свободно и с пользой, тогда проблема будет решена».

«Есть опасный возраст в жизни молодого ученого, когда он уходит из-под крыла научного руководителя. Он защитил диссертацию, и теперь сам должен уметь зарабатывать на жизнь. Но у нас сейчас очень мало постоянных позиций, поддерживающих молодежь, которая доказала, что хочет и может работать в науке. Эти ребята говорят: «Смотрите, я здесь дерусь за гранты, уехал в Германию и там дерусь за гранты — и в чем отличие?». Успешные молодые специалисты уже поездили по миру, поняли, какое там финансирование, инструмент, увидели, что к ним есть интерес и начинают сравнивать плюсы и минусы. Одним из таких наших минусов можно считать отсутствие (не считая единичные) крупных научных проектов в стране, в которых было бы интересно принимать участие молодым.