http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=c3bb29b5-f17c-4f69-9fb7-3c85cb2a422d&print=1© 2024 Российская академия наук
Ученые уральского отделения Российской академии наук и Химико-технологического института УрФУ изобрели новое химическое вещество, которое может быть использовано при лечении сердечно-сосудистых заболеваний, в том числе инфаркта миокарда и тромботического инсульта. Сейчас оно хранится в маленьких колбочках и находится на стадии доклинического исследования. В перспективе соединение должно появиться в аптеках в виде таблеток или растворов для инъекций, потеснив импортные лекарства. Ученые уверяют, что оно ни в чем не будет уступать швейцарским или английским препаратам, а в чем-то даже превзойдет их.
Екатеринбургские и московские специалисты работали над этим соединением несколько лет и продолжают работать до сих пор. Среди них Владимир Русинов, Лариса Сидорова, Наталья Перова, Антонина Новикова, Владимир Макаров, Юлия Логвинова и Татьяна Васильева. Возглавил группу заведующий кафедрой органической химии, академик РАН Олег Чупахин. Мы встретились с Олегом Николаевичем и спросили, с чего начиналась работа над соединением и когда его можно будет купить в аптеке.
«Фармацевтическая отрасль очень богата. Она даже более прибыльна, чем торговля оружием. Если вы находите препарат, который действует, то он обязательно окупится. Люди готовы последний пиджак отдать, чтобы выздороветь».
«Из двух тысяч новоизобретенных соединений для испытаний выбирается одно»
В моем послужном списке больше 200 патентов, поэтому я отношусь к ним спокойно. Получил — хорошо. Патент — это просто заявка на изобретение, которое регистрируется. Но его еще нужно реализовать. Из двухсот патентов реализовано-то, может быть, два. Из двух тысяч новых соединений для углубленных испытаний отбирается одно. Считается, что это хорошо.
На самом деле мы работали над веществом, которое должно было защищать от ионизирующего излучения. Но мы увидели, что полученное нами вещество (помимо того, что оно обладает неплохим радиозащитным действием) действует на реологию крови. Это хороший признак для лечения сосудистых болезней. Кроме того, это интереснее в смысле коммерциализации результатов, чем радиопротектор. Судьба, Господь Бог распорядились так, что препарат был случайно позиционирован как антиагрегант.
Мы попросили Олега Николаевича Чупахина показать, как выглядит новое соединение, которое вскоре может быть использовано для лечения инфаркта миокарда.
Вот оно. Над этим соединением ученые работали несколько лет.
Наш препарат препятствует образованию тромбов. Такие препараты называют антиагрегантами, потому что они препятствуют агрегации — слипанию тромбоцитов. В крови, как вы знаете, есть эритроциты, лейкоциты, тромбоциты. Эти кровяные тельца выполняют целый ряд важнейших функций. Они имеют свойство слипаться. В результате образуют сгусток, который называют тромбом. Этот тромб в любой момент может вызвать тяжелые последствия — инфаркт миокарда, инфаркт мозга (разновидность инсульта). Наше средство как раз препятствует закупориванию сосуда.
«У нас есть все основания, чтобы вкладывать деньги в развитие собственных лекарств, а не просто закупать импортные. Например, сегодня мы находимся в стадии промышленного выпуска противогриппозного препарата «Треозоверина», который будет выпускаться в Новоуральске. Над ним мы работали почти 20 лет».
«От пробирки до аптеки путь долгий. Десять лет — это минимум»
Изобретенное нами соединение — это второй вид лекарств по потребляемости. На первом месте по продажам остаются противовоспалительные средства. Сейчас чаще всего мы используем аспирин либо импортные препараты. 95% препаратов, которые продаются у нас в аптеках, если по-честному, из-за границы. Все остальное, даже если на нем написано «сделано в России», на самом деле сделано из вещества, которое запатентовано в Китае или в Индии. А дальше мы делаем таблетку.
Недостаток аспирина в том, что он вызывает поражение желудка. Или, как говорят врачи, он гастротоксичен. Негастротоксичные средства есть на международном рынке. Из Франции, из Швейцарии, из Англии. У нас до сих пор не было. Изобретенное нами вещество не уступает по антиагрегантному действию зарубежным препаратам.
Изобретение уральских ученых признали одним из ста лучших изобретений России, зарегистрированных в 2012 году.
Прежде чем попасть в аптеку, нашему веществу нужно будет пройти долгий путь. В развитых странах на это уходит в среднем 10 лет. Сейчас мы находимся в первичной стадии исследования. Как это происходит? Сначала вещество испытывается инвитро, то есть в пробирке. На этой стадии должно быть понятно, что вещество не очень токсично, не поражает желудок или нервную систему. После испытаний инвитро идут испытания на животных. Если все благополучно, то начинаются клинические испытания. Они проходят в три фазы. Первая фаза — на здоровых людях, добровольцах. Когда видят, что здоровым людям это не вредит, разрешается вторая фаза — для людей, которые больны. А больных людей много. В данном случае это гипертоники, старики. Третья фаза — испытания проводятся в нескольких российских клиниках.
«Я смотрю на студентов и думаю, что сейчас молодежь стала более прагматична, менее патриотична, более космополитична. «Где больше платят — там и будем работать». Вот и все, простой подход. Это по-своему правильно. Но только по-своему. Люди, которые занимаются такими тонкими делами, должны зарабатывать столько, чтобы не думать о хлебе насущном».
«Наша работа может быть остановлена в любой момент»
Сейчас мы находимся в стадии доклинических испытаний. Никаких побочных эффектов не нашли. Дальше мы должны определить, как оно действует на нервную и пищевую системы, на почки. Это длится годами и требует больших средств. При этом мы понимаем, что этот долгий путь может быть остановлен в любой момент. Например, выясняется, что на крысах вещество нетоксично, но на собаках — токсично. Все, конец исследованиям, потому что собака ближе к человеку по своему метаболизму в организме, по обмену веществ. Пока побочных эффектов не обнаружено. Если бы они были обнаружены, мы бы уже прекратили работу.
«Наша наука интернациональна. Медицинской химией сегодня занимается весь мир. И Россия, как страна с геополитическими амбициями, должна иметь и лекарственную независимость».
На доклинические испытания обычно государство дает 2–3 года. Мы должны подать заявку в Министерство здравоохранения, потому что этот диплом еще ничего не значит. Дальше эксперты изучают: какая экономическая целесообразность, какой ущерб от инфарктов, какой ущерб от инсультов. После этого они дают заключение: да, это целесообразно профинансировать. Трудно сказать, во сколько обойдется этап от обнаружения первичного действия до аптеки. За границей это миллиард долларов. У нас дешевле раз в десять. Но это не означает, что наш препарат будет хуже. Просто у нас другие подходы к жизни. Наш препарат в освоении будет стоить по крайней мере уж не миллиард долларов. Точно.
«У нас мировая школа и химическое машиностроение, которое обеспечивало атомную промышленность. Первоклассное! У нас есть пытливые молодые люди, которые идут к нам работать, зная, что в Академии много не заработают. Потому что интересно».
Сейчас мы работаем над совершенствованием структуры нашего препарата. Коллектив у нас небольшой, средств мало, но мы создаем препарат, который бы обладал лучшей растворимостью в воде. Для этой группы препаратов это необычайно важно, потому что все импортные прототипы, которые я называл, надо глотать. Но, во-первых, если у человека инсульт, он и глотать-то не может. Во-вторых, когда человек глотает, то таблетка попадает в желудочно-кишечный тракт. Пока она растворится, пройдет время. А у нас есть только «золотой час» — это время, когда человека можно спасти, до того как он станет инвалидом или уйдет на тот свет. Мы хотим сделать инъекционную форму. И работаем над водорастворимостью. Как только мы создадим водорастворимую форму этого препарата, мы сделаем очень хороший шаг.