http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=cf01ad3d-dcab-4506-83c5-87ee579ae909&print=1© 2024 Российская академия наук
Российское машиностроение не умерло, хотя и перенесло тяжелейшую болезнь, и при надлежащем лечении может обеспечить прорыв на мировой рынок по целому ряду направлений. К такому выводу выводу приходит депутат Госдумы, академик РАН, в прошлом секретарь Совета безопасности РФ Андрей Кокошин в интервью обозревателю ИТАР-ТАСС Александру Цыганову.
В начале беседы Кокошин привел несколько цифр. По усреднённым данным различных статистических источников доля машиностроения в объёме промышленного производства составляет в России от 15 до 19,5 процентов, тогда как этот показатель в Германии, Японии, США составляет от 39 до 45 процентов.
Степень износа основных фондов в машиностроении составляет больше 51 процента. При этом коэффициент обновления лежит на уровне 1 процента, а средний возраст оборудования составляет 22 года.
Еще в 1990 году СССР занимал третье место в мире по производству и второе — по потреблению механообрабатывающего оборудования. Сегодня Россия находится по этим показателям, соответственно, на 22-м и 17-м местах. Сегодня металлорежущих станков и кузнечно-прессового оборудования производится в 14,5 раза меньше, чем в РСФСР в 1990 году.
Зависимость России от поставок станков из-за рубежа составляет 87 – 89 процентов. В структуре мирового рынка станков российские занимают 0,3 проц.
ВОПРОС: Андрей Афанасьевич, скажите, как вышло, что прежняя мощнейшая машиностроительная держава скатились до такого состояния?
ОТВЕТ: Вы знаете, не стоит приукрашивать ситуацию, которая была в советское время. Если говорить о состоянии дел в нашем машиностроении, то и тогда в нём уже было много проблем.
Например, ещё в 80-е годы было ясно, что отрасль отстаёт, что нужно поднимать многие компоненты промышленности, что нужна существенная, по-настоящему, масштабная и глубокая модернизация. Помните, была во время перестройки программа ускорения? И эта идея включала в себя в первую голову обеспечение развития машиностроения за счет больших капиталовложений.
ВОПРОС: Эти вложения в 1987 году были действительно сделаны.
ОТВЕТ: Во многом за счёт вложений тех лет отечественное машиностроение и выжило. И выживает до сих пор.
Но затем очень сильный удар нанесла экономическая ситуация 90-х годов, которая во многом стала плодом веры в то, что сработает «невидимая рука рынка», и тогда буквально через несколько лет заработают автоматические рыночные механизмы частных инвестиций в машиностроение.
Я был в те годы первым заместителем министра обороны, и мне приходилось иметь дело напрямую практически со всей оборонной промышленностью. Тогда из 9 оборонно-промышленных министерств с крахом Советского Союза было ликвидировано 7! И тысячи предприятий вышли напрямую на минобороны. В результате мне в те годы много приходилось заниматься не только военными технологиями, но нередко и гражданскими, потому что часто на одних и тех же предприятиях делалась и военная, и гражданская продукция.
Очень хорошо помню с каким трудом воспринималась в государственном аппарате 90-х годов идея государственной поддержки промышленности. В любой форме – прямой ли, косвенной. Даже за государственный оборонный заказ, за его нормальное финансирование приходилось воевать постоянно!
Реальная рыночная экономика возможна лишь при значительной, многоплановой роли государства. Чего наши ультрарыночники до конца толком и не понимали.
И получилось, что сначала были 90-е годы, очень тяжёлые, когда невидимая «рука рынка» так и не заработала. А затем наступила эра доминирования производства углеводородов, стали и алюминия и т.п. А машиностроительный сектор был попросту недоинвестирован. К тому же у государства в начале этого десятилетия не было тех ресурсов, которые появились в последние годы. И таким образом общая конъюнктура с учётом специфики нашей страны для машиностроения оказалась неблагоприятной.
И лишь в последние годы стало уделяться гораздо больше внимания машиностроительному направлению нашего развития. Но потребовалось время на осознание того, что нужна очень масштабная программа модернизации и…
ВОПРОС: Насколько глубоко мы упали.
ОТВЕТ: Да. Это резко контрастирует с той идеологемой, которая господствовала в 90-е годы: всё решит частный бизнес. Сегодня программа модернизации прежде всего включает в себя масштабную помощь государства. В последние годы пришло осознание, что нам, если мы хотим построить современную рыночную экономику, необходимы, как ни парадоксально, огромные усилия государства в целом ряде секторов экономики. И вот машиностроение - это один из ярких примеров перемены мышления.
ВОПРОС: Кстати, с чем связана такая перемена? В конечном итоге, если верить марксизму, в правящий класс сегодня вошли многие из тех, кто стал богатым в 90-е годы.
ОТВЕТ: Всё-таки люди во властных структурах в значительной степени поменялись. Те, кто оказались доминирующей силой в нынешнем десятилетии, – я имею в виду в государственных органах власти, – в значительной степени отличаются от тех, кто был в этих органах в 90-е годы.
Конечно, отечественный капитал играет очень существенную роль. Но жизнь показала, что пока он не может играть в модернизации экономики, в создании в том числе современных отраслей машиностроения такую же роль, как государство.
Кстати, государство играло именно очень большую роль в процессах модернизации в Японии, Франции, Италии, в Южной Корее, Индии, Сингапуре, я уже не говорю про Китай.
ВОПРОС: Злые языки поговаривают, что разворот к государственничеству связан лишь с тем, что нечего стало приватизировать и на том обогащаться. Как говорится, всё было украдено до нас.
ОТВЕТ: Элементы такого нецелевого использования разного рода государственных вложений или активов в разных предприятий всегда были, есть и будут. Правда, надеюсь, скоро это будет происходить в гораздо меньших масштабах, чем раньше.
Но, повторюсь, не это главный фактор. Просто большинство людей, работавших в государственном аппарате в 90-е годы, не мыслило такими же категориями, как нынешнее государственное руководство. Ведь тогда тот же опыт модернизации Японии или деголлевской Франции полностью не воспринимался. Он с порога отвергался. А ведь даже в США – а я много лет занимался этой страной - роль государства, особенно в развитии высоких технологий, огромна! Аэрокосмическая промышленность, электроника, атомная промышленность - везде воздействие государства было и остается весьма и весьма значительным.
Например, взять американскую корпорацию «Боинг». Она частная, но срослась тысячами нитей с государственным аппаратом. И получая оборонный заказ, «Боинг» тем самым получает от государства крупные средства на технологии и двойного назначения. Это настолько большие деньги, что компетентные деятели ЕС обвиняют «Боинг» в том, что он при разработке новых самолётов гражданской авиации скрыто субсидируется американским правительством - за счёт завышенной стоимости НИОКР на военную технику. И тем самым обеспечивая себе конкурентоспособность по отношению к «Эрбас индастриз», которая открыто субсидируется из бюджета стран ЕС.
Мы могли стать, кстати, третьим участником этой схватки. Я имею в виду эту глобальную конкуренцию между «Боингом» и «Эйрбас индастриз». У нас для этого было всё – головы, руки, техника, производство, наука. Но… Для этого необходима была реализация ещё в конце 80-х годов той промышленной политики, за которую я ратовал тогда. А именно – создание на определенный период мощных государственных корпораций, которые действовали бы по рыночным законам, исходя из требований глобальной конкурентоспособности. И тогда у нас в качестве главных субъектов экономической деятельности выступали бы компании того же оборонно-промышленного комплекса, производящие продукцию как оборонного, так и гражданского назначения. Но – высокотехнологическую продукцию. Как тот же «Боинг», например, который создаёт как боевую, так и гражданскую авиационную технику. Собственно, это и закладывалось в логику тех разработок, что я и ряд моих коллег вели тогда, в 80-е годы.
Но эта логика тогда не воспринималась. По планам конверсии стали поручать предприятиям, которые занимались производством сложной ракетно-космической и военной техники, выпуск сравнительно несложной бытовой техники. Хотя это было экономически невыгодно - раз, и это вело к технологической деградации - два.
Сейчас мы имеем целый ряд госкорпораций. Но это надо было сделать ещё в 80-е годы, при существовании Советского Союза..
ВОПРОС: Но сегодня снова говорят, что госкорпорации не нужны.
ОТВЕТ: Представляется, что речь идет о том, чтобы скорректировать юридический статус принадлежащих государству субъектов экономической деятельности. Например, трансформировать госкорпорации в акционерные общества, находящиеся под контролем государства.
Просто госкорпорации надо было создавать сразу, чтобы от той формы, что существовала в Советском Союзе, – научно-производственные объединения, - практически безболезненно перейти к более рыночным формам.
ВОПРОС: Как удалось «Газпрому».
ОТВЕТ: Да. «Газпром» де-юре частная компания, а де-факто – все понимают, что не частная. Или «Сбербанк». Тоже фактически государственный финансовый институт.
ВОПРОС: То есть можно сказать, что к этой системе государство, наконец, возвращается?
ОТВЕТ: Государство активно сегодня входит в эту систему. И многое уже сделано. Сформированы многие институты развития. И сейчас мы стоим на пороге крупных решений по модернизации и оборонно-промышленного комплекса и в целом машиностроения, о чём говорил премьер Владимир Путин. Стоим на пороге утверждения и специальной программы по модернизации нашего станкостроения.
В станкостроении положение очень сложное. Здесь мы на 90 процентов зависим от импорта, от поставок станков из-за рубежа. И это проблема уже не только экономики, но и национальной безопасности. Ведь многие современные станки тонкой обработки рассматриваются партнёрами, у которых мы хотим их закупить, как продукция двойного назначения. Со всеми вытекающими из этого ограничениями.
В современных станках очень велика доля электроники, устройств обработки информации. А это - опасность несанкционированного доступа к информации о том производстве, в которое они включены, в особенности оборонного характера. Или даже воздействия на те или иные информационные компоненты.
Но в то же время в числе 10 процентов продукции наших предприятий станкостроительной промышленности, реализуемых на российском рынке, есть немало станков очень высокого уровня. Подчас мы экспортируем нашу станкостроительную продукцию в те же страны, откуда импортируем.
ВОПРОС: Это как?
ОТВЕТ: Например, наши станки с использованием лазерных технологий с удовольствием покупают и в весьма развитых странах. И это та сфера, где мы можем обеспечивать весьма значительную долю нашего внутреннего рынка и ещё поставлять на экспорт, увеличив его масштабы экспорта в разы.
ВОПРОС: То есть секторы прорыва у нас всё же имеются?
ОТВЕТ: Да. Я считаю, что мы можем производить многие компоненты электроники. Например, сложные многокомпонентные платы. И у нас есть уже предприятия, которые производят их как для отечественной электроники, так и на экспорт.
У нас есть немало передовых лазерных технологий, в том числе и для телекоммуникационных задач.
У нас есть перспектива вернуться в число лидеров среди разработчиков и производителей отдельных типов композитных материалов.
Мы можем и должны стать в значительной степени самодостаточными по многим программным и аппаратным решениям в сфере информационной безопасности. Это крайне актуальная задача. Рынок таких средств быстро растёт – как растут масштабы информационных услуг государственных, муниципальных и частных.
Пока что аппаратные средства у нас, в основном, импортные. Но возможности по наращиванию своего производства большие, в том числе для экспорта. Ведь за рубежом далеко не все хотят быть зависимыми в таких технологиях от некоторых западных государств.
Я считаю, что у нас есть также неплохие перспективы в области разработки и производств различных лекарственных препаратов, вакцин. В области медицинской техники мы можем тоже существенно продвинуться вперёд.
Ну, и то, что на слуху. Это, конечно, атомная энергетика. Это гражданская авиация.
ВОПРОС: Но возникает вопрос: а сможем ли мы? Есть ли у нас соответствующая наука? инженерия? технология? рабочие руки высококвалифицированные?
ОТВЕТ: Если как следует всё продумаем и организуем, должным образом мобилизуемся - сможем. Необходимо обеспечить преимущественное развитие науки, необходимо отказаться от узкоутилитарного представления о ней: если она не даёт экономического эффекта, не трансформируется быстро в коммерчески реализуемые технологии, то она и не нужна. Это неверная логика, которая не соответствует реальностям современной высокотехнологизированной цивилизации.
Крайне важно, чтобы хватало менеджеров должной квалификации. Тех, которые были бы озабочены развитием предприятий. Модернизация - это не только техническое переоснащение. Большая проблема - в подготовке и переподготовке кадров, в особенности топ-менеджеров, причём именно для промышленности, главным образом - для машиностроительной. У нас нет отработанной модели системной подготовки таких кадров. Сегодня у нас вообще нет оптимального соотношения между финансовыми управленцами, юристами и управленцами-инженерами. К чему приводит такая разбалансировка, показал пример компании «Бритиш петролеум», катастрофы в Мексиканском заливе.
Успех вообще достигается там, где в системе принятия решений, в том числе и на государственном уровне, заметную роль играет технократия, или, если говорить корректнее, неотехнократия. Там, где возникает оптимальное соотношение между публичными политиками, бюрократией, медиакратией и технократами. Во многих странах именно технократам принадлежала заслуга в формулировании целей, задач, программ и проектов, изначально имевших общий политический и даже идеологический характер.
И одна из важнейших задач для неотехнократии в нашей стране - это обеспечение развития стратегического индикативного планирования, предполагающего значительно более высокий уровень управления, нежели рефлексивное ситуационное управление.
Что внушает оптимизм - это то, что государство демонстрирует политическую волю к модернизации. Государство даёт сегодня совершенно однозначные сигналы бизнесу. Высшим государственным руководством сформулированы 5 приоритетов по научно-промышленной модернизации страны. Далее эти приоритеты должны быть детализированы на втором, на третьем уровне. Речь идёт о воссоздании сложных технологических цепочек вплоть до седьмого уровня кооперации.
От государства нужно получить контурный набросок индикативного плана развития различных секторов промышленности на 5, 10, 15 лет вперёд. И мы вполне в состоянии такие планы делать - сориентировать бизнес, сориентировать банковский сектор на кредитование, на вложение в такие сферы.
Надо, видимо, добиваться также диверсификации деятельности наших сырьевых компаний, которые обладают большими ресурсами. Они тоже нуждаются в модернизации. Мы ведь знаем, насколько отсталой часто бывают технологии добычи и переработки нефти.
В общем, речь идёт о сложном, комплексном, многомерном планировании совместной деятельности государства и частного бизнеса.
Конечно, потребуется очень большая работа. И, наверное, потребуется создание какого-то дополнительного государственного органа, который занимался бы модернизацией и инновациями. Может быть, одно из министерств, которые уже существуют, должно получить дополнительные прерогативы с ориентацией на модернизацию и - как часть модернизации – на развитие инновационных производств.
ВОПРОС: Но ведь все криком кричат о большой проблеме внедрения инноваций.
ОТВЕТ: У нас традиционно были серьезные проблемы в этой части. Ещё в СССР трансформация результатов НИОКР в производство было сложной задачей. Разработать новую оснастку, создать парк станков, оборудования, которое позволило бы это экономически эффективно тиражировать технологию, – это была большая проблема во все времена. Значительная часть промышленности сопротивлялась новациям, и это было во многом причиной тяжёлых экономических проблем Советского Союза. Промышленность новейшие разработки в большинстве случаев не использовала, ей было выгодно работать на вал.
ВОПРОС: Хорошо, а нынешняя промышленность почему её возьмёт?
ОТВЕТ: Для нынешней промышленности надо создавать экономические стимулы. Сейчас пошла речь о реализации масштабных стимулов для инновационных производств, включая налоговые и прочие. Плюс понадобятся и значительные усилия государства в ручном управлении промышленностью.
ВОПРОС: Кто может заставить капитал вкладываться в производство?
ОТВЕТ: Это тоже вопрос государственного регулирования, в том числе законодательными мерами. И вопрос определённого административного воздействия государства. Надо, конечно, стараться привлечь сюда инвестиции из различных стран, различных источников, в том числе портфельные, через механизмы фондовой биржи. Но привлечение стратегических инвесторов, не портфельных инвесторов - это критически важный вопрос для развития реального сектора экономики России в рамках действующей экономической системы.
ВОПРОС: То есть оптимизма всё-таки больше, чем пессимизма?
ОТВЕТ: Да, больше. Но оптимизм может существовать тогда, когда есть осознание того, что нужно очень много работать. И во многом здесь нужны не просто усилия, а сверхусилия.