Хобби и пристрастия Жореса Алферова
22.09.2006
Источник: Независимая газета,
Елена Кутловская
Нобелевский лауреат знает, как избежать старческих пороков
Выдающийся физик Жорес Алферов имеет десятки международных премий. Главная из них – Нобелевская, врученная ему в 2002 году. Алферов – почетный доктор Франклинского института. Из отечественных ученых почетными докторами того же института были лишь Петр Капица и Андрей Сахаров.
В 2005 году к 75-летию ученого в Петербурге, на территории Гуманитарного университета профсоюзов, был установлен его бюст.
Жорес Алферов – депутат Государственной Думы. Как утверждает Борис Грызлов, ни в одной другой стране, кроме России, в верховной власти нет нобелевских лауреатов.
– Жорес Иванович, можете открыть один секрет? Какова средняя годовая зарплата нобелевского лауреата Алферова?
– Больше миллиона рублей.
- А сколько получает ученый вашего уровня в Америке?
– Последний раз мне предлагали полмиллиона долларов в год.
– Вы хотели когда-нибудь уехать в Америку?
– Ну что вы! Я бы никогда не уехал из своей страны. Первое приглашение работать в США я получил в 1971 году, а последнее – в 1995-м. И ответ мой всегда был один и тот же – нет.
– Расскажите о своем круге общения.
– Он довольно широк. Но это прежде всего физики…
– С кем-нибудь из актеров или поэтов дружите?
– Я дружил с Владиславом Стржельчиком. Он был великий актер!
– А хобби у вас есть?
– Я – и на это была определенная причина – всегда интересовался историей Второй мировой войны. Мой старший брат 21 июня 1941 года окончил школу и ушел добровольцем на фронт. Воевал в пехоте… Погиб 15 февраля 1944 года... (После паузы.) В ХХ веке Россия проиграла все войны, кроме Великой Отечественной. В 1970 году, будучи в США, я провел для себя социологическое исследование. Опросил человек 50 (профессоров, аспирантов, лаборантов, студентов), задавая им один и тот же вопрос: «Назовите мне пять лучших президентов США за всю историю Америки и пять лучших руководителей СССР»...
Результат был любопытный. Номер один и номер два – Линкольн и Джефферсон. Номер три – Рузвельт. Четвертым чаще всего был Трумэн. Пятым – Джордж Вашингтон. «Генерал, солдафон», – говорили о нем некоторые американцы. И добавляли: «Но он наш первый президент, и мы обязаны его назвать». В пятерку ни разу не попал Кеннеди. Когда я спрашивал – почему, мне отвечали: «Кеннеди болтун, ничего для Америки не сделал, президентом стал за папины деньги».
– А про Россию спрашивали?
– Да. Среди наших руководителей номер один для них – Ленин. Номер два – Хрущев. Говорят: «А как же! Фермер – и стал генсеком! Только при Хрущеве мы поняли, что вы нормальные люди и не хотите войны с нами». Номер три – Косыгин, потому что он инженер, экономист. Дальше начиналась чехарда, называли кого угодно: Тухачевского, Троцкого, Бухарина, но ни разу – ни Сталина, ни Брежнева!
– Как к вам относились американские коллеги?
– Хорошо. Великий Джон Бардин – дважды нобелевский лауреат, великий физик-теоретик – приглашал меня по средам на ланч. А у меня каждый день в 12 часов плавание в бассейне. Это мое второе хобби. Естественно, что ради ланча с Джоном я не ходил плавать. И однажды мне Джон звонит и говорит: «Оказывается, вы не ходите по средам плавать из-за того, что у вас ланч со мной. Так для меня нет никакой разницы, во сколько будет ланч – в двенадцать или в час. Отныне у нас ланч – в час, и я уверен, что, после того как вы поплаваете, у вас будет отменный аппетит!»
– Изменилась ли Америка с того момента, как вы впервые посетили ее?
– Я был в США раз сорок. Мне кажется, что молодежь Америки сегодня утратила наивность, которая была ей присуща в 70-е. Ведь Уотергейтский скандал вызвал тогда настоящий шок. Сейчас молодежь более серьезные вещи не замечает, и Уотергейт политиков для них почти нормальное событие.
– А наша молодежь ничего не утратила по сравнению с поколением шестидесятников?
– Да, наверное. Тогда было много романтиков. Горбачев нас, знаете, чем увлек? Мы поверили, что сможем закончить то, что начали в 60-е. Мы надеялись на новую жизнь, которую в свое время оборвали застойные 70-е, мы ждали свободы и демократии – но не случилось…
– Вы можете сказать, что такое старость?
– Петр Капица в речи на юбилее Физико-технического института имени Иоффе, которую он произнес в 1968 году, четко определил основные черты старости и то, как научным учреждениям сохранять молодость. Старость – это излишняя болтливость. (Смеется.) Вот и научные учреждения публикуют статей больше, чем нужно... И второе – прожорливость. Пожилые люди едят обычно больше, чем им необходимо для поддержания здоровья. А стареющие научные учреждения часто съедают слишком много денег. Капица сказал: единственный рецепт молодости для научных учреждений – постоянный приток молодежи в науку. И привел слова Резерфорда: «Я чувствую себя молодым, когда работаю со своими учениками».
– Вы недавно встречались с Фиделем Кастро, самым гламурным персонажем коммунистической тусовки после Че Гевары...
– Немного предыстории. В 1987 году Гаванский университет первым среди университетов мира присудил мне степень почетного доктора. И 19 лет я никак не мог собраться съездить на Кубу: далеко, дел полно… А в этом году мы с женой Тамарой Георгиевной слетали в Гавану, провели там 12 дней. В последний день пребывания на Кубе нам с женой сказали, что Фидель ждет нас. Мы приехали в здание правительства Кубы где-то в половине десятого вечера, когда Фиделя еще не было. Он появился без четверти десять и принес извинения за свое опоздание: «Я думал, что это я буду ждать вас, а получилось, что вам пришлось провести 15 минут, ожидая меня». И дальше у нас состоялась очень интересная беседа, которая закончилась в час ночи.
– Вы общались с Кастро буквально накануне его болезни.
– Да. Но Фидель был бодр и весел.
– Тот факт, что вы коммунист, сыграло какую-то роль во внимании к вашей персоне со стороны Кастро?
– Я вырос в семье старого большевика. Активного участника Октябрьской революции. Мой старший брат вступил в партию в 1942 году в Сталинграде, а я вступил в комсомол в 1943-м в тринадцать лет. И горжусь всем этим. Мне бесконечно близки коммунистические идеалы. А вот то, что я член КПРФ – это всеобщее заблуждение. Как очень многие, я был членом партии с 1965-го по 1991 год. На сегодняшний день я беспартийный. И являюсь депутатом Государственной Думы от фракции КПРФ, потому что в области социальной политики, науки и образования мне ближе всего позиция КПРФ.
...Знал ли об этом Кастро – понятия не имею. Наверное, о некоторых моих социально-политических взглядах ему говорили. Но, думаю, что для Фиделя было важнее всего, что в Гавану приехал нобелевский лауреат. Хотя вполне возможно и другое. Я ведь все 11 дней, которые провел в Гаване, довольно много общался с его старшим сыном – Фиделито Кастро. Он очень похож на папу, ему лет 45. Он физик-теоретик по образованию. Окончил наш МГУ, потом аспирантуру в Дубне. Диссертацию защищал в Курчатовском институте. Он, кстати, является советником Фиделя по науке. И вполне возможно, что Кастро узнал про меня именно от Фиделито. Но я этого не утверждаю. Может быть…
– Вы боитесь стычки с властью?
– Петр Капица считал, что нужно искать компромисс с властью. Помню, как он говорил моему знакомому: «Что ты все ругаешься с секретарем обкома? Тебе же с ним работать». Но, когда речь шла о принципиальных вещах, Петр Леонидович не стеснялся и не боялся порвать отношения даже с Лаврентием Берией.
Я никого и ничего не боюсь. Когда речь идет о нашей науке – говорю, что думаю. Но стараюсь не впутываться в политические дрязги. У меня другой круг занятий – наука... А знаете, какое самое грубое оскорбление у грузин? Интриган!
– Вы сталкивались с интригами?
– Была одна история… В 1991 году Анатолий Собчак, с которым у меня были хорошие отношения и которому я позволял себе иногда говорить, что он несет черт знает что… (Смеется.) Так вот. Во время путча я был в Финляндии. Уехал туда 15 августа, 19-го узнал про путч от своей дочери. Она работала в США и позвонила мне: «Папа, немедленно вылетайте ко мне». Я ее успокоил, и мы никуда не полетели. Когда я вернулся домой, Собчак сказал: «На вас поступил донос, будто вы специально сбежали в Финляндию, испугавшись путча». Самым неприятным было, когда он мне назвал авторов. Это первый случай предательства со стороны людей, которых я хорошо знал.
– Реакция Собчака?
– Он прекрасно разбирался в людях и понимал, что не стоит этому придавать значения.