Версия для печати
Вернуться к списку

Геополитика: Китай не пускают в отрыв

Владимир Портяков: «После проведения Олимпийских игр в Пекине, Экспо-2010 в Шанхае, после того как китайцы преодолели ряд тяжелейших стихийных катастроф, у них появилось ощущение, что они могут попытаться улучшить свои позиции на мировой арене, а не только сидеть на отведённом им “шестке”»

США сохранят лидерство до 2020 года

Сейчас популярны разговоры о формировании новой геополитической картины мира. На чём они основаны? Что в нём меняется?

– Они основаны на двух обстоятельствах. Первое – это недовольство огромной части членов международного сообщества системой однополярного мира, сложившейся в начале 1990-х годов, после распада СССР, когда исчез биполярный мир. И наши, и китайские исследования показывают, что в середине этого десятилетия (в оценке на 2005 год) существовало серьёзное превосходство США над ближайшими конкурентами по масштабам комплексной национальной мощи. Особенно сильно оно проявлялось в финансовой и военной сферах. И, как показала жизнь, это недовольство однополярным миром было неумозрительным. Оно реально подтверждалось односторонними действиями США. Дело даже не только в том, что Америка взяла на себя миссию руководства миром и не всегда демократическими методами продвигала свои демократические ценности, – фактически она встала на путь силового решения существовавших в мире конфликтов, в ряде случаев действуя в обход ООН. Ведь не только Россия и Китай протестовали: недовольство позицией США, в частности по Ираку, высказывали и американские союзники – Канада, Германия, Франция.

Второе обстоятельство прямо связано с мировым финансово-экономическим кризисом, перетряхнувшим мировую табель о рангах. До сих пор идут споры о том, насколько радикальные изменения произошли и насколько они заложены в качестве тенденции. Но некоторые тенденции совершенно очевидны: ослабление статуса США как единственной сверхдержавы с не очень ясными перспективами восстановления, ослабление по отдельным позициям Германии, а также России и резкое усиление некоторых других центров силы, прежде всего Китая, потом Индии и Бразилии. В общем, кто-то ослаб, а кое-кто усилился – произошла перегруппировка.

Какие возможны варианты этой «перегруппировки»?

– Я рассматриваю несколько вариантов развития событий. Они не взаимоисключающие, а, скорее, могут быть реализованы один за другим. Первое – однополярный мир. Думаю, он всё ещё существует, хотя и сильно ослаб. Многие эксперты со мной не соглашаются, говорят, что США завязли, утратили свободу для манёвра и ничего реально сделать не могут, но я считаю, что полностью списывать США и вообще очень упрощённо рассматривать эволюцию мировой структуры не стоит. Лидирующие позиции Штатов с опережением в два раза по сравнению со следующими конкурентами сохранятся в ближайшее десятилетие. В более далёкой перспективе – вряд ли. Ведущее положение в финансовой сфере США уже не вернут, хотя и будут пытаться это сделать. Однако они так старательно выносили свои производства за границу, что теперь могут рассчитывать разве что на полную смену технологического уклада.

Второй вариант – восстановление биполярного мира. Некоторые эксперты считают, что противовесами могут стать США и Китай, но, по-моему, биполярная структура на страновой основе уже невозможна, скорее, полюсами станут блоки стран. Американцы предлагали Китаю формулу под названием G-2 – «большая двойка», но китайцы, недолго подумав, отказались. Причин тому было много. Прежде всего, в случае объединения с США Китай утрачивает доверие развивающегося мира, который остаётся его серьёзной опорой. Есть и некоторые жизненные реалии. Несмотря на стремительный рост, Китай пока ещё серьёзно отстаёт от США. Да, он подтягивается в экономике, но по объёму ВВП Америка всё равно пока опережает его в три раза, по военной мощи – десятикратный разрыв. Несопоставимо и культурное влияние. Поэтому максимум, на что Китай пока что может претендовать, – это то, что я называю «полутораполярным миром».

Больше шансов на нечто вроде «групповой биполярности». Например, США–Европа–Япония и Россия–Индия–Китай (это условно, можно другие комбинации рассматривать). Другой вариант: формирование трёх центров силы в лице США, Европы и Китая. Также может быть реализован сценарий «естественной многополярности», когда все нынешние великие державы – США, Япония, Китай, Англия, Франция, Германия, Россия, а потом и Бразилия – будут играть ведущие роли. Со временем к ним подтянутся и другие страны, и в итоге в авангарде окажутся примерно те же государства, что и в нынешней G-20, может, в несколько редуцированном варианте.

Китайские колебания

По Вашему ощущению, готов ли Китай примерить на себя роль главного центра силы?

– В Китае на этот счёт разные точки зрения. В какой-то мере они до сих пор скованы ограничениями, выдвинутыми в своё время Дэн Сяопином: пореже «вытаскивать меч из ножен», никому не угрожать, ничего не возглавлять, но постепенно адаптироваться к ситуации, накапливать свои возможности, кое-что делать и кое на что реагировать, трезво оценивать обстановку. Другими словами, «не высовываться». Но сейчас люди в Китае почувствовали, что пришло время заявить о себе – это же вопрос реализации их интересов, имидж, самоощущение. После проведения Олимпийских игр в Пекине, Экспо-2010 в Шанхае, после того как страна преодолела ряд тяжелейших стихийных катастроф, несопоставимых по масштабу с подмосковными пожарами, у китайцев появилось чувство, что они могут попытаться улучшить свои позиции на мировой арене, а не только сидеть на отведённом им «шестке». Правда, есть и вторая сторона вопроса: например, поддерживаемая рядом стран теория «китайской угрозы». Китай пытаются всеми правдами и неправдами притормозить, вставить ему палки в колёса. Предпринимаются попытки осложнить ситуацию в Тибете, хотя исторически она и так непростая; недавно ещё присудили Нобелевскую премию сидящему в тюрьме Лю Сяобо – это же чистой воды провокация!

В экспертном сообществе Китая, кстати, уже начинаются колебания: а надо ли высовываться? Жизнь так складывается, что его не оставляют в покое. Тем более что Китай провозгласил себя ответственной глобальной державой, из чего следует ряд дополнительных обязательств, которые страна худо-бедно старается выполнять.

В этом контексте как никогда становятся актуальными разговоры об ориентации России – на Запад или на Восток?

– На мой взгляд, у нас и экспертное сообщество, и весь российский народ поделён на три категории: примерно 30 процентов выступает за евро-атлантизм, 10 процентов – за современное евразийство, а все остальные считают, что Россия в любых обстоятельствах должна ориентироваться только на себя. Я углубляться в эту тему не буду, но хочу сказать, что в связи с кризисом сильно оживились сторонники евро-атлантического направления, доказывающие, что ослабленным России и Европе сам Бог велел сотрудничать и искать общее место под солнцем.

С другой стороны, усиление позиций Китая чувствуется и на российском направлении. К примеру, в 2009 году российский и китайский лидеры одобрили сотрудничество нашего Дальнего Востока, Восточной Сибири и китайского Северо-Востока. Об этой программе давно говорили, но, когда она дошла до официального утверждения, Россию взяла оторопь: что мы теперь на Китай работать будем? Но, если смотреть непредвзятым взглядом, видно, что программа действительно даёт реальный шанс для ускорения развития нашей азиатской части: это и создание производств, и приток инвестиций, рабочей силы.

Фактор «мягкой силы»

Каковы сегодня позиции России и как их воспринимают на мировой арене?

– Россию очень часто упрекают в том, что многополярность в её видении – воссоздание силовой борьбы даже не ХХ, а XIX века. Нас порой негативно воспринимают, и мы обижаемся. Однако, если вспомним, почему так получилось, увидим, что больших оснований для обид нет. По международным оценкам, у нас очень низкий индекс миролюбия, в который закладываются конфликты с соседями, количество заключённых в тюрьмах и прочие факторы. Теоретически, конечно, мы поддерживаем неконфронтационный характер многополярности, но на практике не всегда придерживаемся своей же теории. Часто события развиваются по схеме: «Мы им говорим, они нас не слушают». Значит, надо разбираться, почему так происходит. Очень болезненным оказался урок с присоединением к НАТО наших бывших союзников. В России до последнего момента считали, что этого не произойдёт, потому что существовали некие устные договорённости, но на практике оказалось, что мы просто не хотели видеть того, что происходит, не позаботились о манёврах для компромиссов и не смогли в корректной форме отстоять свои интересы.

В то время как во внешней политике уже изменился инструментарий, в котором наряду с использованием таких твёрдых факторов, как военная и экономическая мощь, начинает усиливаться роль фактора «мягкой силы», связанного, прежде всего, с культурой и привлекательностью экономической модели. Есть и третий «рычаг» – “smart power”, то есть «умелая сила» – искусство управления глобальными процессами, позиционирования своей страны на мировой арене для достижения поставленных целей. В этом смысле, как мне кажется, у Китая самое квалифицированное руководство в мире.

Наука как часть имиджа

Насколько обоснованы амбиции Китая занять ключевые позиции в развитии науки и технологий?

– Задача Китая до 2020 года состоит в том, чтобы из «мировой фабрики» превратиться в мировой инновационный центр. В стране хотят создавать собственные бренды, развивать производство на основе своих научных разработок. Объективно это очень сложная задача. Пока никто гарантий не даёт, что всё получится. Несмотря на огромный рост затрат на науку, на то, что много китайцев прошли западную научную и технологическую школы, качественного скачка, который выражался бы в росте собственных новых технологий, пока нет. Однако создаются все условия для того, чтобы это произошло. По большинству направлений китайцы пока берут «валом» – безумным количеством статей, патентов и т.д. Это необязательно приводит к успеху. Но есть и удачные примеры соединения своих наработок с использованием чужого опыта. Все ждут от китайцев прорыва в электронике, биотехнологиях.

А от России ждут прорыва в науке и технологиях?

– Давно никто не ждёт. Ведь не совсем то у нас делается. Есть научно обоснованные данные, подтверждающие, что наше государство свою долю в науку вкладывает, а вот бизнес – нет. Он наполовину бандитский, плюс в любое время может быть сведён к нулю, о чём красноречиво говорит и пример Ходорковского, и других недавно знаменитых людей. К тому же полный «затор» в Академии наук. Я категорически против того, что деньги раздают направо и налево, а РАН держат на скудном пайке, но в том, что специально для руководства академии отменяют возрастной ценз, вижу сигнал застоя. Нет притока кадров, нет продвижения. Плюс, извините, издержки нашей академической системы, особенно в институтах естественного профиля, когда пять фамилий стоят под статьёй и первая из них – заведующего лабораторией, который зачастую ни сном ни духом не ведает, о чём там написано. Всё это делает нашу науку неконкурентоспособной. Учёные продолжают уезжать за границу, а те, кто остаётся, в силу разных причин порой не могут работать на мировом уровне.

Сейчас Россия, по примеру Китая, пытается создавать условия для возвращения диаспоры…

– И что? Много кто возвращается? Диаспору сейчас пытаются перекупить. Но это вызывает неоднозначную реакцию, не все это воспринимают на ура. Люди задают вполне справедливый вопрос: мол, почему тот, кто когда-то уехал, возвращаясь, должен получить лучшие условия, чем тот, кто никуда не уезжал?

Но китайцы тоже перекупают бывших соотечественников, и вроде вполне успешно.

– У китайцев не было своих учёных, поэтому они старались перекупить соотечественников, работающих за границей. У нас же есть свои, но мы не даём им развиваться. Вот и вся разница. Нам нужно дать хорошую зарплату российским учёным, избавиться от административных заторов, предоставить возможность закупать оборудование (не по тем идиотским госзакупкам, которые есть сейчас, когда тебе подсовывают нечто ненужное и более дешёвое и когда коррупционный механизм оказывается более серьёзным, чем надёжность поставщиков). Учёных сейчас обвиняют в том, что их знания не находят применения в жизни. Но, извините, когда разрушено машиностроение и вся перерабатывающая промышленность, где реализовываться изобретениям, патентам, идеям? Нет поля деятельности для науки, нет пространства! Воссоздайте нормальную экономику – появится спрос на научные знания. У нас же вместо этого принимается непродуманное и чреватое тяжелейшими последствиями решение перенести большую часть научного бюджета в университеты. Какой результат планируют получить при этом – неизвестно. Я – главный редактор журнала («Проблемы Дальнего Востока» – STRF.ru), знакомый со всеми китаеведами. Когда прошу вузовских учёных написать статью, часто слышу: «Я там и там преподаю, и у меня абсолютно нет времени!» Тот, кто много преподаёт, ничего не пишет. У человека только одна голова, и ей свойственно утомляться.

Сегодня много говорят о том, что Россия и Китай как страны догоняющего развития получают колоссальное преимущество при перестройке мировой экономики на новый технологический уклад. Вы согласны с этим?

– Отчасти. На мой взгляд, такой сценарий возможен, но не как ответ на все существующие в странах догоняющего развития проблемы. Классический пример – телефоны. Пока они были стационарными, китайцы думали, что им никогда не сделать связь доступной каждому жителю страны, но появилась технология мобильного соединения, и проблема моментально решилась. Им не пришлось предпринимать сверхусилий, чтобы преодолевать весь путь, по которому шло развитие телефонной связи. Другое дело, что это явление «перешагивания через несколько этапов» не может распространиться на все отрасли. Это было бы слишком просто: долгое время ничего не делать, а потом использовать лучшие достижения как точку старта для развития и за счёт этого вырваться вперёд. Не может такого быть. Должен быть треугольник с прочным основанием, на которое будут надстраиваться новые грани. Исходя из этого, я полагаю, что уповать на то, будто «Сколково» решит все проблемы, нельзя. Инноград не подменит и не заменит базовую работу в научной сфере, создание для науки по-настоящему крупного заказчика в виде экономики с диверсифицированной структурой.