Версия для печати
Вернуться к списку

СРЕДСТВА МАССОВОЙ ДИССЕРТАЦИИ

«Подхалимскими методами добился присуждения степени»

Много лет назад, во времена, когда социализм еще называли развитым, мне пришлось стать свидетелем забавной сцены. В партию обработки информации, как именовался вычислительный центр занимавшегося разведкой нефти геофизического треста, приехал маститый ученый, профессор и заведующий кафедрой геофизики нефтяного вуза. Гостю показывали новейшие по тем временам советские ЭВМ, но не скрывали, что многие несложные расчеты пока еще делаются вручную. Неожиданно профессор задержался возле девушки, активно барабанившей пальцами по клавишам калькулятора, и попросил ее рассказать, чем же таким она здесь занимается. Когда девушка рассказала, профессор остолбенел: «Ведь как все замечательно просто! Я обязательно включу этот метод в новое издание своего учебника!» Стоявший рядом со мной начальник партии тихо шепнул: «А мы пользуемся этим методом уже 12 лет».

Ничего странного в этой истории не было. Отрыв науки от практики начался еще в середине 1940-х, после окончания войны, хотя отправной точкой можно считать и 1934 год, когда в СССР восстановили дореволюционную практику защиты диссертаций. Отделять зерна от плевел - тех, кто способен внятно изложить на бумаге результаты своих исследований, от тех, кто этого сделать не может, безусловно, было необходимо. Но к тому моменту власть уже больше десяти лет делала все, чтобы очистить студенческие ряды от социально чуждых элементов. Так что поступающие в аспирантуру товарищи отличались не столько способностями, сколько рабоче-крестьянским происхождением и комсомольско-партийной закалкой.

Уверенность в том, что не боги горшки обжигают, сочеталась в них с чисто крестьянской сметкой. На заводах или учреждениях в 1936 году в среднем получали 180-220 руб. в месяц. А рядовые технические сотрудники в лабораториях Академии наук - 250-400. На следующей ступеньке академической карьеры младшие научные сотрудники зарабатывали уже 400-600 руб., а защитившие кандидатские диссертации старшие научные сотрудники - 600-800. Руководителям лабораторий и отделов платили до 1500 руб. Директорам институтов - от 1500 до 2000.

Особую заботу партия и правительство проявили о членах Академии наук СССР. Члены-корреспонденты получали в дополнение к должностным окладам по 500 руб. в месяц, а академики - по 1000. Но больше всех получали академики-бюрократы, руководившие работой АН - по 3000 руб. ежемесячно.

Нет сомнений в том, что огромными зарплатами советское руководство покупало лояльность старой профессуры. А профессура сдерживала напор рванувших к вершинам науки и материального благополучия соискателей ученых степеней. Так что советская система оплаты и аттестации ученых выглядела на первых порах вполне продуманной и сбалансированной. Но уже в предвоенные годы с защитами диссертаций начались странности. Документы свидетельствуют о том, что ученые советы по указанию партии начали превращать в кандидатов наук инженеров, добившихся высоких результатов на производстве. Причем даже без представления диссертации. О вмешательстве первого секретаря азербайджанского ЦК Мир - Джафара Багирова в научную карьеру известного бакинского нефтяника А. А. Якубова недовольные коллеги-ученые сообщали в Москву: «В 1940 году он представил к защите кандидатскую диссертацию, но при помощи Багирова и различными подхалимскими методами добился присуждения ему ученой степени доктора наук».

Вдохновленные примером партийных чиновников, сами ученые также не брезговали отступлениями от правил. Чаще всего слабоватые и сделанные на скорую руку диссертации допускали к защите и присуждали степень без лишних вопросов и строгих придирок. Но делалось это с благой целью - чтобы пополнить поредевшие во время репрессий ряды научных школ. К тому же, пока были живы профессора старорежимной закалки, до откровенно халтурных диссертаций дело доходило главным образом в сельскохозяйственных науках, где всем заправлял народный академик Трофим Лысенко.

Ситуация резко изменилась к концу войны. Эвакуированные в Среднюю Азию старые академики плохо переносили жару, болели и умирали. А их места в Академии наук, руководстве институтов и вузов занимали те, кто сделал карьеру с помощью правильного происхождения и партбилета.

«Институтская газета в басне известила, что диссертация является плагиатом»

К середине 1950-х поток научной халтуры возрос настолько, что стал заметен даже далеким от науки людям. В ЦК КПСС, Совмин, Президиум Верховного совета и, конечно, в газеты пошли письма граждан, которые просили объяснить, на что идут госсредства, отпущенные на науку. Материал для анализа был под рукой у каждого - объявления о предстоящей защите печатали в региональных газетах.

«Если внимательно присмотреться к темам, - писал в 1954 году в „Правду" сотрудник „Ленрыбы" А. Бондаренко, - объявляемым различными институтами, по которым защищаются диссертации, становится досадным, что в объявлениях часто встречаются темы, которые вызывают недоумение. Некоторые из них ничего общего не имеют с тем, чтобы по ним можно было присуждать степень кандидатов и докторов наук... Рассмотрим несколько примеров из газеты „Вечерняя Москва" за первое июня этого года:

1 тема: „Влияние ровности покрытий автомобильных дорог на расход горючего". У кого может возникнуть сомнение, что ровность дорог определенным образом влияет на расход горючего? Наконец, если диссертантом будет „доказано" отрицательное влияние неровности дорог на расход горючего, то что практически из этого последует? Какой смысл постановки такой темы?

2 тема: „Методика обучения пунктуации сложносочиненного предложения в 7-м классе средней школы". Нам кажется, что тема взята из списка образцовых уроков бывших учительских семинарий и в лучшем случае - для разработки практикантами педагогических институтов.

3 тема: „Изменение кислотности дерново-подзолистой почвы в результате известкования". Нет никакого сомнения в том, что при известковании почв действительная кислотность почвы уменьшается. Да для этого оно и проводится.

Мы не представляем себе, что темы „Значение государственного страхования в СССР" и „Роль местных Советов депутатов трудящихся в осуществлении крупных гидротехнических сооружений" должны непременно относиться к разряду таких научных тем, по которым должны присуждаться научные степени. Создается впечатление, что многие защищаемые диссертации создаются ради самих диссертаций, а не ради разработки действительно актуальных проблем, в которых нуждаются научно-исследовательские кадры и наши организации».

Но еще более интересные сообщения получали в ЦК КПСС из самой научной среды. «В Ленинградском государственном педагогическом институте, - писал в 1954 году его сотрудник Панкратов, - аспиранты нередко представляют, а иногда и защищают диссертации явно несостоятельные, содержащие плагиат... Аспирант исторического факультета тов. Лейберов представил диссертацию, которую защитил на ученом совете института. Вскоре институтская газета „За педагогические кадры" в басне „Про щенка" известила, что диссертация Лейберова является плагиатом. Руководство института решило вначале замять это дело. Но скрыть плагиат Лейберова не удалось. Дирекция и партбюро института под давлением фактов вынуждены были создать комиссию. Факт плагиата в диссертации т. Лейберова был доказан. Ученый совет отменил присвоение степени кандидата наук Лейберову».

Однако в большинстве случаев подобные истории заканчивались склокой, растягивавшейся на многие годы. Тот же автор сообщал: «Аспирант кафедры философии тов. Чистяков представил на кафедру недоброкачественную диссертацию по философии. При обсуждении диссертации было установлено, что диссертация построена на материалах, опубликованных в журналах. Диссертант заимствовал мысли авторов этих статей, высказывания классиков марксизма-ленинизма и использовал фактический материал журнальных статей.

Научная недобросовестность диссертанта также проявилась в фактах прямого плагиата, что доказано в рецензиях тт. Красина и Голубева. В диссертации не разрешены те вопросы, которые следовало бы решить по самому замыслу и теме диссертации. Вместо признания своей ошибки т. Чистяков обвинил членов кафедры в тенденциозности и пошел по пути создания склоки против заведующего кафедрой философии, в чем был поддержан дирекцией и партийным бюро института».

«Раздувание институтов, научных учреждений»

Созданная система материального стимулирования ученых давала все новые сбои. Проверки показали, что немалая часть научных учреждений, по сути дела, не работала, поскольку их руководители и ведущие специалисты устраивались на работу сразу в два-три НИИ или вуза, но в реальности везде лишь получали зарплату и в лучшем случае иногда появлялись на лекциях или в лабораториях.

Заведующий отделом науки и культуры ЦК КП Украины Степан Червоненко в ноябре 1954 года докладывал в Москву: «Работа центрального научного учреждения республики - Академии наук -серьезно страдает от непомерно развитого совместительства. Большинство руководящих работников и ведущих специалистов перегружены работой по совместительству. Так, в Институте математики из 20 научных сотрудников 13 работают по совместительству, в лаборатории металлофизики из 16 совмещает 9, в лаборатории почвоведения (г. Харьков) все 5 научных сотрудников, имеющих ученую степень, работают в этой лаборатории по совместительству... Руководящие работники президиума академии тт. Палладии, Булаховский, Власюк, Белодед, Хренов и другие занимают по три штатных должности - две в академии и заведуют кафедрами в вузах...

В некоторых случаях совместительство принимает уродливые формы. Членкорреспондент АН УССР т. Мовчан заведует отделом Института гидробиологии АН УССР, получая 4500 руб. в месяц (средняя зарплата в СССР в 1954 году - 699 руб. - „Власть"), одновременно работает заведующим кафедрой Киевского государственного университета, получает полную ставку - 6000 руб. Кроме этого он занимает должность технического работника - заведующего лабораторией - и получает 490 руб. в месяц.

Заведующий кафедрой истории Киевского пединститута т. Голобуцкий, получая в институте 6000 руб., работает еще старшим научным сотрудником Института истории АН УССР на полставки (1750 руб.). Кроме этого т. Голобуцкий несколько лет занимал должность профессора кафедры истории СССР Черновицкого государственного университета с оплатой 2750 руб. Курс лекций по историографии СССР, который должен был читать т. Голобуцкий, в нарушение учебного плана был перенесен с декабря на май и в конечном итоге был прочитан другим преподавателем...

Такое положение приводит к тому, что значительнее средства, отпускаемые государством на развитие науки, тратятся впустую, без какой-либо „отдачи". В то же время излишнее совместительство преследует цель только искусственного увеличения заработной платы, которая у отдельных ученых составляет 11-19 тыс. руб. в месяц».

Проверка, проведенная в других регионах, показала, что та же самая картина наблюдается практически везде. В Москве были люди, руководившие кафедрами в двух-трех вузах. Случались и совершенно экзотические случаи, когда работавший в Москве на две ставки профессор Л. Ф. Верещагин являлся еще и старшим научным сотрудником в Свердловске. А экономист С. В. Славин трудился одновременно в Москве и Якутске.

Но еще более интересными оказались результаты проверки Академии наук Грузии. Там массового совместительства не наблюдалось по причине избытка кандидатов и докторов наук. Поэтому, как докладывали в ЦК члены комиссии академика Сергея Христиановича, грузинские ученые требовали дополнительного финансирования: «На основании ознакомления с научной работой в Грузии видно, что там имеет место неправильная тенденция в небольшой республике иметь все институты, что и в Москве. Во всех институтах требуют увеличить штаты. Там нет трезвого учета того, что у них налицо непомерно разросшаяся надстройка над сравнительно небольшим производственным базисом... Раздувание институтов, научных учреждений, стремление иметь все у себя, создание новых и новых должностей без учета потребностей - это нездоровое явление.

В этой связи примечательно выступление председателя отделения с/х наук академика Кецховели Н. Н. Он на заседании президиума Академии наук Грузинской ССР, требуя увеличения штатов, средств и оборудования, заявил: „Мы просим не как бедные родственники. Сельское хозяйство дает стране четыре миллиарда рублей дохода только по чаю. Мы вправе требовать дополнительно какие-то 20-30 миллионов рублей для учреждений отделения с/х наук..." Форма, тон, тенденция, содержавшиеся в этом выступлении, были местнические, не государственные».

Борьба за расширение республиканских академий и склоки за места в них были повсеместным явлением. В Азербайджанской академии, к примеру, долго не затихал скандал вокруг упоминавшегося уже Якубова. Его покровитель, глава республики Багиров, в 1949 году в обход всех правил и уставов приказал сделать Якубова академиком, а затем академиком-секретарем АН АзССР. А в 1952 году точно так же приказал изгнать бывшего протеже из академиков. Год спустя против восстановления Якубова в прежнем звании выступала едва ли не половина академии, и склока периодически вспыхивала еще много лет.

О борьбе за желанные вакансии академиков Киргизской академии наук в 1965 году писал на Старую площадь секретарь ЦК КП Киргизии Турдакун Усубалиев: «ЦК КП Киргизии оказывал большое доверие т. Ахунбаеву, он в свое время работал директором Киргизского медицинского института, президентом Академии наук, в настоящее время заведует клиникой, неоднократно избирался членом ЦК, депутатом Верховного совета Союза ССР, ныне является депутатом Верховного совета Киргизской ССР.

Занимая ответственные должности в республике, т. Ахунбаев не всегда находился на высоте своего положения. Так, Бюро ЦК КП Киргизии от 27 сентября 1956 года за грубое нарушение финансовой дисциплины, незаконное получение большой суммы денег в медицинском институте объявило т. Ахунбаеву выговор и обязало его восстановить незаконно полученные деньги...

Недостойное поведение Ахунбаева, его склонность к интригам и групповщине особенно проявились во время подготовки и проведения выборов в Академию наук республики. Только неправильными действиями Ахунбаева объясняется то, что членом-корреспондентом не был избран молодой растущий ученый и крупный практик - медик-физиолог, терапевт С. Миррахимов - доктор медицинских наук, по национальности узбек».

Может показаться, что все эти случаи - лишь редкие исключения из общих правил. Ведь в то же самое время в стране делали ракеты, перекрывали Енисей и добивались значительных успехов в науке. Но именно это как раз и было исключением. Сотни тысяч кандидатов и десятки тысяч докторов наук всеми правдами и неправдами боролись за звания и степени, чтобы потом почить до пенсии на этих лаврах. Самый обычный вузовский доцент в 1980-е получал 320 руб. в месяц, как правило, работая от двух до восьми часов в неделю и совместительствуя еще рублей на 200-300. И это не считая репетиторства (рекордсмены собирали с „болванов", как назывались на преподавательском сленге абитуриенты, до 12 тыс. руб. за сезон) и, чего греха таить, взяток. Тут рекорды определялись лишь близостью к приемным комиссиям и платежеспособностью студентов. При этом средняя зарплата в середине этого десятилетия равнялась 160-180 руб. в месяц.

Ни о каком сближении науки с практикой речи не шло. А вся или почти вся научная работа вузов и большинства НИИ оказывалась обыкновенной мистификацией. И ничего другого ожидать не приходилось. Ведь ученые получали зарплату не за выполнение конкретных исследований, а за техничное преодоление препятствий на пути к ученым званиям и степеням.