http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=db03b201-1a9c-4b23-ae99-4a6292dc96c2&print=1© 2024 Российская академия наук
Сопредседатель Ассоциации юристов России академик Российской академии наук Олег Кутафин — один из ведущих юристов страны. К его авторитетному слову прислушиваются в кабинетах всех трёх ветвей российской государственной власти. Весомо звучит слово Олега Кутафина и с международной трибуны. Сегодня академик — гость «Парламентской газеты».
— Олег Емельянович, за годы реформ имидж науки был опущен ниже низшего — ниже только милиция. По рейтингу Первого канала в десятке самых популярных лиц артистов половина, академиков нет.
— Меня удивляет одна вещь. Предполагается, что все наши граждане, особенно те из них, кто руководит нами, должны понимать, что без науки сегодня практически никакие успехи в развитии государства невозможны. И если мы в чем-то отстаем, то только потому, что объекту управления не уделяется достаточного внимания. Плюс к этому даже если наука чего-то добивается, то ее результаты используются не в России, а в Соединенных Штатах, в Южной Корее, в Китае — где угодно. В стране сложилось пренебрежительное отношение к науке. Власть плохо представляет реальное положение науки сейчас.
Мне порой кажется, что власть в своих решениях по отношению к науке руководствуется не реальным положением дел, а сталинскими фильмами, в которых академик непременно живет в шикарной квартире, у него шикарная дача, он ездит на шикарной машине, у него домработница и так далее, и тому подобное. Представление такое, что ученые — люди хорошо обеспеченные, все у них практически есть. Этот образ законсервировался в сознании детей несостоявшихся академиков, которые осуществляли рыночные реформы, и он до сих пор влияет на принимаемые решения. Время от времени мне доводится участвовать в различных совещаниях с должностными лицами, которые по должности должны знать, скажем, сколько получает у нас ученый, преподаватель, — не знают! И о науке судят и предъявляют к ней нередко странные требования те, кто не знает науки!
Сегодня о достижениях ученого судят по количеству цитат из его научных трудов. Чем больше цитат, тем выше авторитет. Россия по данному показателю на 60-м месте. И нас со всех трибун костят за отсталость. И трибуны те делают вид, что не понимают, о чем речь. Но ведь еще совсем недавно ученые слова сказать не могли — какое там цитирование! — все было засекречено. А когда рассекретились, нашими достижениями ловко воспользовались американцы, которые и становились лауреатами нобелевских премий. А наши сидели и по инерции боялись высовываться, чтобы не выдать государственную тайну… А власть делает вид, что будто бы не знает, почему у нас такое цитирование.
Кроме того, большинство работ наших издается на русском языке. Естественно, это тоже сказывается на цитировании. Вообще, для того чтобы наука, как и всякая новация, давала отдачу, в нее надо вкладывать. Надо вкладывать не только в зарплату. Необходимо и оборудование. Причем не пробирки, а серьезная материальная база. Будь ты семи пядей во лбу, без современнейшего оборудования ты сегодня ничего серьезного не сделаешь. Многие еще и поэтому уезжают за рубеж. Потому что в большинстве наших институтов все осталось с советских времен.
— Хотите сказать, что нашему оборудованию место только в Политехническом музее?
— Да, в музее с соответствующими пояснениями: на этом приборе работал лауреат Нобелевской премии такой-то… На этом стенде испытывался первый искусственный спутник Земли. А на этом — советский луноход… Нам есть что показать! Но надо создавать новое…
Кроме того, ведь существует и другая проблема. Вы сказали про рейтинг артистов… Но ведь те же известные артисты эстрады могут продать свой талант, то есть они идут на корпоративную вечеринку и получают за это 100 тысяч долларов. Ученый создает другие ценности, которые он тоже вполне может продать. В Америке ученый продает свои достижения и не думает о хлебе насущном, а у нас все к чему-то привязаны, словно до сих пор работаем в «шарашке».
— Не дай бог заявить о себе в мире…
— Да, действительно. Посмотрите, что происходит в тех случаях, когда ученые ради дела и ради хлеба насущного пытаются продать свои открытия. Их тут же арестовывают, говорят, что это продукция двойного назначения. Ну хорошо, скажем, в Новосибирске преследование прекратили, перед ученым извинились. Но возникает вопрос, почему к ученым до сих пор относятся как к врагам народа?!
Понятное дело: если ты изобрел новую ракету, продать ее тем же Соединенным Штатам ты не можешь и Корее — тоже. Тайна есть тайна! Но тогда в государстве должен быть такой порядок, по которому ученый от государства должен получить рыночную цену за свой военный секрет, чтобы обеспечить себе достойную жизнь. При советской власти ученые становились лауреатами ленинских, сталинских, государственных премий, орденоносцами, пользовались другими почестями. Но сейчас-то другое время. Кто-то, далеко не самый умный, прожигает жизнь в Куршевелях, а ученые прозябают в нищете. Возникает вопрос: кто кому должен предъявлять претензии? Власть — к науке или наука — к власти? Надоели эти бесконечные разговоры о том, что в научном мире не все в порядке, что неизвестно, чем там занимаются, и прочее, и прочее… Работу академиков не должны оценивать дилетанты. Академии для того и создавались, чтобы было кому оценивать работу и достижения академиков — истинной, а не показной элиты общества.
— Олег Емельянович, мне кажется, что на академиков и на академию все эти годы наезжают не из-за того, что вы плохо работаете, — собственность академии не дает покоя тем, кто лукаво прибрал к рукам другие лакомые куски общенародной собственности…
— Да, на Академию наук в предыдущие годы смотрели как на огромную собственность. Эти люди, которые оценивают сегодня науку, никакого отношения к науке не имеют. Но они хорошо понимают, что такое земля на Ленинском проспекте, сколько стоят институтские здания в престижных районах — это они понимают. Наука им не нужна. Им нужен заработок, поэтому нам говорят: ребята, на кой черт вам нужны эти институты? Вот возьмите Францию. Есть Французская академия, состоящая из так называемых бессмертных. Вот они получают приличные деньги, сидят обсуждают какие-то вопросы — и прекрасно живут. И вам мы дадим по пять тысяч долларов в месяц — бросьте все это к черту. Дальше начинается борьба, начинают давить, прессовать, устраивать наезды…
Со времен Петра Первого в России понимали, что наука нужна, что ее надо поддерживать. Все императоры понимали. Во главе академии стояли великие князья, ближайшие родственники императора. Дашкова, подруга Екатерины, бросалась на амбразуру, чтобы защитить академию, достать деньги и прочее. В новой демократической России вдруг забыли о том, что академия всегда была гордостью России, что она будущее России, что Россия веками стояла не на нефти, не на газе, а на науке, на умах российских! Да, академики получают мизерные деньги. Сейчас у нас встречают по одежке, а провожают по кошельку. Поэтому я думаю, что борьба за академию не закончилась и будет продолжаться, пока не только Президент, а все остальные не осознают, что такое Российская академия наук. Пока все не поймут, что наша мощь не в нефти и не в газе, а еще и в интеллекте, чем всегда славилась Россия. У нас, в России, интеллектуальный уровень всегда был выше, и подготовка в гимназиях, потом в советских школах всегда были выше. И это пропагандировалось делами, весь мир об этом знал! В войну победили, атомную бомбу создали, первый спутник запустили, Луну сфотографировали. Я уж не говорю о Гагарине…
— Олег Емельянович, все-таки в последние годы ситуация несколько изменилась. Президент встречается с учеными, приходит в Академию наук, говорит правильные слова.
— Я скажу честно, что Президент многое сделал, чтобы возродить авторитет науки. Он понимает смысл и значение науки. Но вы знаете, один Путин ничего сделать не может. Это должны понимать все остальные. Осознать важность науки должна вся властная вертикаль. Беда в том, что Президент принимает решения, отдает распоряжения, а решения не выполняются. Если бы у нас выполнялись все решения, которые мы принимаем, у нас был бы давно уже золотой век. И Медведев совершенно правильно сказал, что наша беда в том, что наше общество наплевательски относится к исполнению законов.
— Население у нас в большинстве своем законопослушное…
— Оно законопослушно до какой-то меры, а в душе оно любой закон проецирует на представителей власти… Вы думаете, люди не понимают, почему у нас отменили конфискацию? Вы думаете, что люди не понимают, что конфискация отменена не в интересах народа, а в интересах тех, кто имеет деньги? Ведь получается так: ты наворовал, тебя посадили, отсидел, вышел — и распоряжаешься наворованным, деньги-то у тебя сохранились! Это прямой стимул к воровству. И хотя выдающиеся ученые заявили протест на это безобразие — все равно конфискацию отменили! Или, скажем, смертная казнь… Уровень преступности у нас пока такой, что мы не можем обходиться без высшей меры наказания, потому что всему должен быть предел… Существует мнение, что дело не в наказании, а в неотвратимости этого наказания. Но беда в том, что у нас нет неотвратимости, у нас все отвратимо. И в этом смысле смертная казнь — это сдерживающий фактор. Почему Соединенные Штаты, на которые мы постоянно ориентируемся, могут себе позволить смертную казнь, а мы — нет? Потому что нас в Совет Европы не примут? Да плевать нам на этот Совет Европы, нам нужно свои дела решать. Потому что они ничего, кроме гадостей, о нас никогда не говорят и не скажут. Будет у нас смертная казнь или не будет у нас смертной казни, они будут считать нас дикарями и все равно будут ругать. Разве не так? Я думаю, что если бы мы серьезно к себе относились, мы бы больше ориентировались на собственные интересы.
Вот посмотрите, что творится на нашем телевидении. Иванов абсолютно правильно поставил вопрос: «Когда закончится на ТВ дебилизация общества?» И что изменилось? Ничего! Как дурачили, так и дурачат народ наши телевизионщики. Телевидение у нас воспитывает преступников и проституток, сплошь пропагандируют технологию преступлений. Подобного не позволяют себе даже стабильные государства, а реформируемое тем более не должно допускать подобного! У нас на государственных федеральных каналах про реальных бандитов снимаются целые сериалы, а про нобелевского лауреата Алферова — сюжет по случаю, да и то только потому, что он депутат. А другого нобелевского лауреата Гинзбурга вовсю ругают! Почему? Потому что телевидением управляют тоже дилетанты. Ленину они приписывают слова о том, что любая кухарка может управлять государством. А Дарвину — что человек произошел от обезьяны. Все это додумали дилетанты — не говорили ни тот, ни другой таких слов!
Наука обязательно должна быть на телевидении. Это очень важный вопрос. Я говорю об этом не потому, что обидно, хотя и обидно тоже. Но показывать — это значит привлекать, это значит авторитет, это способ притяжения молодежи.
— Олег Емельянович, как вы с точки зрения юриста оцениваете реформы, которыми вот уже два десятилетия терзают Россию. И от которых умышленно была отлучена российская научная элита…
— Насколько я понимаю, любые реформы должны быть направлены на то, чтобы улучшить жизнь и положение населения или укрепить государство. Военная реформа проводится, чтобы укрепить армию, экономическая — чтобы укрепить экономику, реформа образования — чтобы улучшить образование и т.д. У нас же реформы свелись к тому, чтобы ограбить страну. То есть к власти пришла группа лиц во главе с Ельциным, которая поставила перед собой задачу — срочно распродать все, что было, и притом своим и за копейки! Но добро бы, чтобы эти назначенные, как сейчас говорят, олигархи, получившие собственность за копейки, сумели бы распорядиться этой собственностью. Ведь смешно реформировать промышленность путем ее уничтожения. Если автозавод производит плохой автомобиль, нужно не взрывать этот завод, а нужно создать хороший автомобиль. Это же элементарно. Но поскольку к власти пришли временщики, то им некогда было разрабатывать новые модели. Вот приходит человек, который за бесценок получил какой-то завод, который производил, скажем, шарикоподшипники. Но новому владельцу это не нужно. Проще все станки сдать в металлолом, а помещение сдать в аренду. То есть реформы реформаторы направили не на то, чтобы модернизировать страну, а на то, чтобы ее уничтожить. Зачем это было сделано? Ради обогащения. Причем это обогащение было преступным, потому что если покопаться в той приватизации, то всех, кто этим занимался, нужно посадить. И ссылаться на то, что тогда были такие законы, — это же никуда не годится. Можно подумать, что у нас когда-нибудь были законы, которые позволяли воровать.
А отсюда и результат. Нельзя построить добротное здание на гнилом фундаменте. Сначала фундамент нужно укрепить. Нужно разобраться, каким образом то, что называлось общенародной собственностью, попало в известно какие руки и известно почему… Я согласен, что нельзя построить демократическое общество без частной собственности. Но частная собственность не приобретается за счет обнищания народа! Ее можно приобрести только путем покупки или получения по наследству. Другой вопрос: почему население поддержало реформы? Потому что населению пообещали каждому по автомобилю. А у нас всегда любителей халявы хватало. В результате все те достижения, которые бесспорно были при советской власти в области социальной, нами разбазарены. Естественно, возникает вопрос: ради чего тогда устраивалось реформирование? Гайдар сегодня оправдывается так: зато вы получили демократию. Такая демократия не стоит той цены, что за нее заплатила Россия. Государство не имело права свою собственность, то есть собственность народа, кому-то отдать за бесценок только потому, что казна пуста.
— Сейчас академия стоит перед выборами новых академиков, президента. У вас есть свое видение, как должна развиваться академия?
— У меня есть свое видение. Я должен сказать, что борьба с некоторыми представителями Правительства консолидировала академию. И мне бы хотелось, чтобы она сохранилась в том виде, в каком она сегодня существует, ну, естественно, с необходимыми совершенствованиями. А еще академия должна пополняться новыми людьми среднего возраста. В академию должны избирать не по должности, а по научным результатам.
У российской науки сохраняется мощнейший потенциал. А для того чтобы она не вымирала, молодые должны идти в науку. То есть они должны хотеть быть учеными. Чтобы создать новую школу в науке, требуются десятилетия, а чтобы ее потерять, достаточно одного года.