Михаил Пиотровский: Восток - это наука о
другом. Другой - не значит чужой
В ответ на
усилившиеся разговоры о "повороте на Восток", я бы сказал, что Россия
всегда была повернута и на Восток, и на Запад. И Эрмитаж тоже.
Хотя Эрмитаж
публика все еще часто воспринимает прежде всего как музей европейской культуры.
Гораздо меньше, как образ русской или как музей восточной культуры.
Но мы, конечно, и
музей про Восток. В моей книге "Эрмитаж. Выбор директора" - из 33 выбранных
мною шедевров девять были связаны с Востоком. И восточные коллекции Эрмитажа -
это не просто какие-то замечательные вещи и картины, но и образ мировой
культуры, и своего рода миссия. Мой выбор в книге диктовался и желанием это
напомнить. Идите и посмотрите - это такие же шедевры, как голландская живопись…
Но говоря о
"повороте на Восток" надо трезво понимать, что на Востоке, как и на
Западе - и у нас, и у них, есть сложные страницы истории, которые никто не забудет.
В истории всегда есть опыт противостояния друг другу. Его можно преодолеть, но
к этому надо быть готовым.
Когда мои коллеги
или журналисты делятся со мной ощущением, что Ближний Восток, наряду с Индией,
более искренен и солидарен с нами, я объясняю это тем, что там у нас
практически нет никаких "войн памяти". Была проблема только Святой
земли, но Россия всегда решала вопросы в пользу местных жителей. В колониальную
эпоху у нас там не было никаких войн и границ. После Второй мировой войны мы
туда пришли. Но на Ближнем Востоке мы при этом очень хорошо помогали арабским
странам в их противостоянии с англичанами и американцами. Без нас они бы не
выстояли, и они все это хорошо помнят. У них хороший опыт общения и с советской,
и с царской Россией. Так что на арабском Востоке нам, правда, уютнее…
Персидский залив,
Сирия, Оман - тоже место заложенных нами культурных связей, в том числе и
музейных. Сейчас нам там нужно делать более серьезные совместные вещи, как в
Сирии с Пальмирой, или в Абу-Даби, или в Бахрейне…
Не будем забывать,
что само понятие Востока все время меняется. Мы для кого-то тоже Восток. В
Италии, например, будь то Ватикан или Институт Востока в Неаполе, Россия входит
в понятие Востока. Но дело в том, что Восток это еще и наука о другом. Если для
кого-то мы Восток, это значит, что мы для них другие.
И это такая
колеблющаяся вещь - что Восток, что не Восток. Вот Израиль - это Восток или Запад?
И с Турцией непонятно. Это интересные вещи: свои-чужие? в какой степени чужие?
Я думаю, что на самом деле Россия - такой центр мира… И нам даже Африка не
чужая.
Не будем также
забывать, что Восток он и наш Восток. У нас есть наш ислам, есть буддисты. И
китайские традиции тоже есть. И этот Восток существует в нас, как существует в
нас и Европа.
Мы посвятили теме
Востока открывшуюся в этом году в Казани выставку "Александр Македонский.
Путь на Восток". Фрески Средней Азии, бактрийское серебро, Коран,
персидские рукописи, в том числе Низами - поход Александра тоже был поворотом
на Восток.
Темой Востока были
насыщены и выставки Эрмитажа в Год Петра I. В них затрагивались и отношения с
Китаем, и Каспийский поход, и контакты с Ираном. Петровская история с Турцией
тоже поворот на Восток. Далее Екатерина, Крым…
В сегодняшнем повороте
на Восток важно, что он происходит в контексте новой волны идеологии
деколонизации на Западе. Нам есть что рассказать в этой связи. Мы уже один раз
деколонизировались - в советское время. И у нас был куда более удачный опыт
деколонизации, чем теперешний западный. Мы не ставили на колени угнетателей, мы
культурно возвышали угнетенных.
И еще один важный
момент: при повороте на Восток надо обязательно сохранить востоковедение как
научную специальность.
На фоне наук,
доспециализировавшихся до политологии и конфликтологии, востоковедение выглядит
какой-то другой наукой. Но такие ранние - энциклопедические - науки, как
востоковедение, сейчас приобретают новое значение; это и есть искомое "на
стыке наук".
В них не теряется
свойственное 18 веку ощущение некоей синкретичности общей гуманитарной науки,
полной увлечения чужим. И желания это чужое разгадать.
На этом и строится
диалог. Наука о чужом превращается в науку о диалоге. И в востоковедении есть
опыт такого диалога.