Версия для печати
Вернуться к списку

Открытому доступу только рад — рад и я, и мой аппарат

Как вы уже догадались, эта заметка посвящена наболевшей проблеме открытого доступа к научным публикациям. Сразу предупреждаю: в науке я сейчас не работаю, так что личного интереса не имею, а заинтересовался этой темой с подачи интернет-приятеля, профессора одного из ведущих российских университетов. О ситуации в российской науке представление имею весьма отдаленное, потому как давно живу на Западе, и речь будет идти только о дискуссиях в этой части мира.

Итак, чем ученый отличается от прочих людей? Имеются в виду не отличия в интеллекте или в манере одеваться, а признаки чисто формальные. Ученый занимается исследованиями, результаты которых публикуются в специализированных издательствах, выпускающих журналы и книги. По публикациям оценивается деятельность ученого. Очень грубо говоря, чем их больше и чем больше на них ссылаются, тем лучше, особенно если работы печатаются в «престижных» изданиях.

С точки зрения «бизнес-модели», процедура выглядит так:

производитель добровольно и бесплатно передает свою продукцию дилеру;

дилер направляет эту продукцию коллегам производителя, которые проверяют ее качество, опять-таки добровольно и бесплатно;

дилер продает проверенную продукцию ее производителю с прибылью до 40%.

Казалось бы, только полный идиот станет иметь дело с таким дилером. Однако в данном случае производитель не только продолжает с ним сотрудничать, но и очень огорчается, если его продукция отвергается, и пытается пристроить ее снова и снова. Когда же ее все-таки принимают, то производитель чувствует себя облагодетельствованным.

Думаю, тут уже всем всё ясно. «Производитель» — это научное сообщество, а «дилер» — редакции научных журналов. Почему же такая ситуация не только не вызывает возмущения, но и всячески поддерживается «производителем»? Похоже, по двум причинам. Во-первых, «производителю» абсолютно наплевать, какие прибыли получает «дилер», потому как его кармана это не касается, а во-вторых, он полностью зависит от благорасположения «дилера». Если тот перестает брать товар, карьере «производителя» приходит конец. Отсюда родился известный лозунг: Publish or perish («Пуб­ликуйся, иначе загнешься»).

Хотя следующий вопрос к карьере ученых имеет вроде бы косвенное отношение, всё же любопытно узнать, о каких суммах идет речь. Какова, так сказать, цена вопроса?

На Западе это весьма интересует политиков и широкую общественность, ведь там бо́льшая часть научных исследований в конечном счете финансируется налогоплательщиками. Одно только известное издательство Elsevier в 2016 году сообщило о доходе в 2,3 млрд фунтов стерлингов. Основой доход им поступает от подписчиков — университетских библиотек и библиотек научных обществ, каждая из которых тратит ежегодно на подписку на журналы от 350 тыс. до 9 млн долл.

Нельзя сказать, что такое положение дел устраивает политиков. Еще в 2004 году комитет по науке и технике Палаты общин Великобритании опубликовал доклад, в котором среди прочего рассматривались и вопросы ­публикации ­научных работ и доступа к ним . Членов комитета возмутило, что за один и тот же продукт из казны приходится платить ­трижды — сначала в виде зарплаты и расходов на оборудование для проведения исследований, затем на зарплату рецензентов и в конце концов за покупку журналов библиотеками. Однако конкретных результатов этого возмущения, похоже, никто не заметил.

Как ни печально это признавать, но, с точки зрения коммерческих издательств, продукция ученых умов есть лишь рыночный товар, на котором можно делать неплохие деньги. А раз рынок фактически не регулируется, то на нем наблюдаются и явные признаки монополии. Так, в сфере публикаций по естественным наукам и медицине три издательства в 2013 году напечатали 47% всех вышедших в мире статей — это Reed-Elsevier, Springer и Wiley-Blackwell. Более свежих цифр у меня нет, но вряд ли их доля с тех пор уменьшилась, тем более что эти гиганты активно скупают мелкие издательства.

Видимо, дело приняло совсем уж скандальный оборот, если британская газета The Guardian напечатала в марте 2019 года редакционный материал на эту тему с подзаголовком «Катастрофический капитализм». О том, какие методы предлагаются для борьбы со «звериным оскалом капитализма», поговорим чуть позже, а пока ненадолго вернемся к истории вопроса.

Как известно, перед публикацией все работы подвергаются peer review, анонимному внешнему рецензированию, которое я далее буду называть просто рецензированием. О недостатках такой системы читателям, наверное, известно лучше, чем мне. Приходилось слышать, например, что теперь, в отличие от начала XX века, на попытку опубликовать неординарные идеи решаются лишь пожилые ученые с солидным положением. А сто лет назад именно молодые создавали революционные теорию относительности и квантовую механику. Так что под влиянием рецензирования вроде бы наблюдается обратно пропорциональная зависимость между возрастом и смелостью идей.

Краткая история института рецензирования

Но как бы ни критиковали рецензирование, все принимают его как неизбежный ритуал, притом освященный многовековой традицией. Попробуем разобраться, так ли это, при помощи познавательной статьи, опубликованной в Physics Today в феврале 2017 года.

Считается, что первый научный журнал, Philosophical Transactions of the Royal Society of London, был основан в 1665 году, и тогда же его редактор Генри Ольденбург решил обращаться за помощью коллег при отборе публикаций, что многими рассматривается как начало системы рецензирования. На самом деле делал он это крайне редко и предпочитал принимать решения самостоятельно, причем главным фактором было стремление не дать журналу попасть впросак, не опубликовать явную глупость. Правильность результатов авторов редактор не перепроверял.

Похоже, что настоящим основоположником системы рецензирования следует считать кембриджского мастера на все руки Уильяма Уивелла (William Whewell, 1794–1866), предложившего запрашивать отзывы на посылаемые в Philosophical Transactions работы, после чего эти отзывы публиковать. Короткое время так и поступали, но потом решили отзывы не печатать, авторам не отсылать, а считать их документами для внутреннего пользования. Кстати, именно Уивелл ввел в оборот слова scientist и physicist. До него естествоиспытатели называли себя наблюдателями, observers.

Появление всё новых журналов не повлекло за собой массового внедрения внешнего рецензирования. Как правило, отбор проводился малочисленным штатом их сотрудников и окончательно — главным редактором. Нередко для этого привлекались известные ученые. Например, Джордж Габриэль Стокс, ­выполнявший функции секретаря Королевского общества по физическим наукам с середины ­1850-х до середины 1880-х годов, сам читал рукописи, иногда слегка их подправлял или посылал свои комментарии частным письмом. Макс Планк редактировал знаменитый журнал Annalen der Physik практически в одиночку, с очень небольшим штатом сотрудников, и ничего, прекрасный был журнал, пять великих статей Эйнштейна напечатал в 1905 году без всякого внешнего рецензирования.

К началу 1930-х годов число направляемых в журналы работ возросло, а смысл многих из них стал недоступен сотрудникам редакций. Пришлось шире привлекать специалистов. Однако их отчеты по-прежнему считались внутренними документами, так что авторы получали ответы, перефразированные редакцией. Зная это, некоторые рецензенты позволяли себе вольности. Один из рецензентов журнала Physical Review (кстати, спасший Эйнштейна от публикации неверной статьи о гравитационных волнах ) в письме редактору однажды выразился так: «Данная работа сильно выиграла бы, если бы была написана невидимыми чернилами».

Лишь после Второй мировой войны, когда было осознано, какую могучую силу представляет собой фундаментальная наука, в частности физика, отношение к рецензированию стало меняться. Особенно это проявилось, когда американцы постепенно увеличили расходы на науку в 25 раз! Подчеркиваю, не на 25%, а в 25 раз. Тут уж на журналы обрушилось такое количество статей, что без их тщательного отбора было не обойтись. Но лишь к середине 1970-х годов система peer review стала фактически обязательной. Выходит, эта традиция не такая уж многовековая.

Грантодатели ратуют за открытый доступ

Обратимся теперь к предлагаемым мерам по борьбе с засильем коммерческих издательств. Как только правительства, в особенности европейские, осознали, что на подписку тратятся огромные деньги налогоплательщиков (по некоторым оценкам, по всему миру ежегодно от 10 до 25 млрд долларов ), то решили принять меры. Первой за дело взялась Европейская комиссия, которая в 2017 году выпустила доклад об оценке труда исследователей и открытом доступе к публикациям . В докладе содержался ряд рекомендаций, которые в итоге, в 2018 году, вылились в так называемый Plan S, предложенный группой европейских учреждений, финансирующих научные исследования и называющих себя cOALition S . Далее для краткости будем называть их грантодателями.

В двух словах Plan S сводится к следующему: грантодатели будут выдавать деньги только тем исследовательским группам, которые обязуются публиковаться в рекомендованных коалицией журналах, немедленно выкладывающих работы в открытый доступ. За публикации в этих журналах будут платить сами авторы из предоставленных им грантов. В коммерческих журналах публиковаться будет нельзя, если только публикации в них не поступают немедленно в открытый доступ. Нельзя будет печататься и в публикациях научных обществ; правда, оговаривалось, что можно будет публиковаться в так называемых гибридных коммерческих журналах, которые выкладывают статьи в открытый доступ за дополнительную плату, получаемую от авторов. К ним, кстати, в последнее время относятся и Nature с Science.

Plan S был одобрен европейским комиссаром по исследованиям, науке и инновациям, а также Европейским советом по исследованиям, который распоряжается научными программами Евросоюза. Предполагалось, что план начнет осуществляться с начала 2020 года, за год до старта семилетней «рамочной» программы исследований с бюджетом в 100 млрд долл. С точки зрения грантодателей всё выглядело логично и справедливо: «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Да простят мне эту неполиткорректную поговорку.

Несмотря на одобрение высокими европейскими структурами, некоторые ученые (с ­которыми, похоже, не очень консультировались) сочли этот план покушением на свободу творчества. Они возмутились — с чего это чиновники должны решать, где им публиковаться! Высказывались и другие соображения. Например, поскольку многие всё равно захотят публиковаться в престижных журналах (справедливо полагая, что грантодатели при получении заявок сознательно или бессознательно будут выискивать знакомые названия), то плата за это будет отнимать средства от исследований. По прикидкам получается, что исследовательская группа, выдающая в год, скажем, 20 работ, будет вынуждена тратить на их публикацию в престижных журналах до 100 тыс. евро в год, что примерно равносильно двум аспирантским ставкам.

Отмечалось также, что Plan S сделает весьма затратными публикации для авторов, не принадлежащих к научным организациям Евросоюза. Это, естественно, относится и к России. Были и другие возражения, в частности, указывалось, что этот план не позволит в должной мере контролировать качество публикаций. В итоге осуществление плана с начала 2020 года перенесли на начало 2021 года.

К настоящему времени план поддержали менее дюжины стран — членов Евросоюза из 27, в их числе Франция, Италия и Нидерланды. Американцы присоединиться к нему отказались, заявив, что они не собираются диктовать своим ученым, где им печататься. От США в плане участвует только частный Фонд Билла и Мелинды Гейтс.

Примечательно, что в числе участников плана нет основного грантодателя Германии — Deutsche Forschungsgemeinschaft. Там решили пойти другим путем. С 1 января 2018 года Общество Макса Планка и ряд университетов отказались от подписки на журналы, издаваемые Elsevier. Вначале они вели долгие переговоры с издательством об условиях подписки и ценах, но ни к чему не пришли и решили устроить бойкот. Когда моей близкой родственнице, как раз заканчивавшей в одном из тамошних университетов диссертацию, понадобилась статья из свежего номера журнала, не оказавшегося в библиотеке по указанной причине, ей пришлось написать коллеге в Швецию, который и прислал требуемую статью (что не вполне законно). Менее щепетильные лезут в Sci-hub. Так что отказ отдельных научных организаций от подписки скорее вредит ученым, чем им помогает.

Как события будут развиваться дальше, покажет время. Brexit, а теперь и COVID-19 сильно подкосили Евросоюз, который только что согласовал экстренный план спасения своей экономики с семилетним бюджетом в размере 1,82 триллиона евро. А потому поживем — увидим, во что выльется в итоге Plan S.

Но вопрос о том, как объективно оценивать работу ученого (я не касаюсь здесь хиршей, индексов цитируемости, импакт-факторов и пр.) и как быть с зависимостью от «дилера», остается открытым. Неужели самые умные люди планеты не могут ничего придумать получше странноватой общепринятой «бизнес-модели»?