Версия для печати
Вернуться к списку

И МХАТУ ТРЕБОВАЛИСЬ СТАЛЕВАРЫ

Способна ли Россия, еще недавно великая металлургическая держава, вернуть утраченные позиции? Чем грозит экономике страны предстоящее разделение науки на фундаментальную и прикладную? Почему по сути умерли отраслевые институты? Об этом корреспондент «РГ» беседует с выдающимся российским ученым, лауреатом Демидовской премии 2005 года, академиком Николаем Лякишевым.

Российская газета:

- Еще недавно вся страна любовалась, как ее любимец Николай Рыбников варил сталь в фильме «Весна на Заречной улице». А Олег Ефремов, ставя спектакль «Сталевары», вывозил труппу МХАТа в цех. Сегодня все это представляется почти архаикой, моду диктуют новые идолы — компьютер, генетика, менеджмент. Кстати, тот же театр оперативно вывел на сцену клонов. Не ощущаете себя вы и ваши коллеги этакими динозаврами?

Николай Лякишев:

- Это естественно, что у каждого времени свои, как вы говорите, идолы. Нередко они даже определяют судьбу человека, как это было и со мной. Теперь в этом можно признаться. Когда из далекой орловской деревни приехал в Москву, мне было все равно в какое учебное заведение подавать документы. Выбрал Институт стали только потому, что там была самая большая стипендия. Для бедного паренька из деревни это было вопросом выживания в столице. Благодаря тому, что государство и таким способом выделило и поддерживало металлургов, я выбрал эту профессию.

Превратилась ли она в динозавра? Сейчас в нашей стране металлургия ушла в тень, как впрочем и многое другое, что определяет само существование сильного государства. Акценты и интересы общества сместились. Поэтому, уверен, мало кто знает, что, например, выпуск стали в мире непрерывно растет, достигнув колоссальной цифры — 1,1 млрд. тонн в год. Вперед вырвался Китай, выплавляя 340 млн. тонн. Но и США, Япония, Европа, лидеры в модных сегодня информатике и генетике, не сдают своих позиций в металлургии. Здесь вовсе не сворачивают эту отрасль, как думают многие, а считают ее стратегической. Что и понятно, ведь без стали не построите ни мост, ни дом, не сделаете ни самолет, ни сковородку. Все начинается с металла. А вот Россия сегодня довольствуется 50 млн. тонн в год, хотя когда-то имела 165! Что еще наглядней характеризует нынешнюю экономическую политику?

РГ:

- О нашей стране мы еще поговорим. Хочу спросить о вашей науке — металловедении. Все-таки многим кажется, что она свои Америки уже открыла и вряд ли способна на революционные прорывы…

Лякишев:

- Кто так думает, плохо понимает законы развития науки. Вот, пожалуй, самый яркий пример последнее времени — астрономия. Наука — куда древней. И в XX веке ее, казалось бы, навсегда потеснили молодые и напористые квантовая и ядерная физики. А сейчас астрономия словно заново родилась. Ее достижения каждый год входят в десятку самых громких открытий. То есть науки не стареют, они могут на время уступать лидерство другим, а потом вновь вырываться вперед.

Что касается металлургии, то важно понимать одну ее особенность — масштабность. Скажем, вы улучшаете качество металла всего на проценты. Вроде бы, какой это прорыв, так — шажок. Но он распределяется на те самые миллиарды тонн. И в итоге экономия достигает астрономических сумм.

Так вот одна из задач нашей науки на ближайшее время — поднять прочность стали на десять процентов. Изюминка в том, чтобы сделать это дешево, без применения специальных легирующих материалов, а только играя на структуре стали. И такие приемы уже есть. Если совсем просто, то надо сделать структуру стали как можно мельче и однородней.

Еще одна проблема просто очевидна. Запасы руды сокращаются, зато металлолома растут. Чтобы пустить его в дело, надо очистить от «грязи» — меди и других примесей. Но, к примеру, США уже половину металла получают из лома, разгребая свои гигантские автомобильные кладбища. Решая заодно экологические проблемы.

РГ:

- Но это ближайшие перспективы. А где же новые металлургические Америки?

Лякишев / Они вполне реальны. Вот вам информация к размышлению. Я металлург, а возглавляю в нашей академии научный совет по нанотехнологиям и наноматериалам. Направление, которое называется в тройке самых перспективных в этом веке наряду с генетикой и информатикой. Переход к наноразмерам, а по сути на атомарный уровень в корне изменит все материаловедение. Позволит получать новые материалы с заранее заданными свойствами, во много раз улучшит их качество. Сегодня в США, Японии, Китае уже приняты соответствующие президентские программы. Причем речь уже идет о начале промышленного освоения. В России же исследования не вышли, что называется, из колбы. И мы уже начинаем отставать.

Вообще надо признать, что наша металлургическая наука живет старым багажом, за последние годы не создано ничего нового. А ведь еще недавно именно наша страна была среди тех, кто сделал как минимум три эпохальных переворота в металлургии. Первый — переход с мартена на конвертор, позволивший совершить рывок в качестве и прочности металла, резко поднять производительность. Здесь мы делим приоритет с Англией и Австрией. Зато непрерывная разливка стали — это чисто российское творение, изменившее лицо металлургии. Наша гордость. Увы, продали технологию по дешевке, сейчас она доминирует во всем мире.

Наконец еще одно важнейшее направление — широкое развитие качественной металлургии. На базе различных новых и оригинальных электропечных процессов — электрошлакового, вакуумно-индукционного и вакуумно-дугового переплавов было создано производство высококачественных сталей для авиационной ракетной и других отраслей техники в ряде случаев по свойствам превосходящим лучшие мировые достижения.

РГ:

- Считается, что Россия уже выпала из мировой металлургической элиты. Сегодня львиная доля нашего металла низкого качества. Это так?

Лякишев:

- Не совсем. Качество неплохое, но это так называемые слябы, а по сути сырье для будущих сложных изделий. Скажем, тонкого автомобильного листа. Цена такого уже обработанного металла доходит до 700 долл. за тонну, а сляб уходит за 250 долл. Но наши бизнесмены и этому рады. Ведь при нынешнем соотношении валют они имеют сумасшедшую для отрасли рентабельность — 60 процентов. Поэтому им не нужна никакая наука, живут сегодняшним днем.

РГ:

- Говорят, что некогда знаменитый ЦНИИЧермет дышит на ладан…

Лякишев:

- Увы, в данном случае слухи о смерти почти не преувеличены. В некогда выдающемся институте, которым, я, кстати, когда-то руководил 12 лет, и где работало более 3500 человек, наука сейчас еле теплится. Я абсолютно уверен, что не только для металлургии но и для многих отраслей, предложение минобрнауки разделить науку на фундаментальную и прикладную — серьезная ошибка. Чиновники обещают фундаментальную взять под свое крыло и финансировать, а отраслевую пустить в свободное плавание. Пусть сама зарабатывает на жизнь.

РГ:

- Идея кажется красивой. Если в портфеле тех же металлургических институтов есть идеи мирового уровня, то эти коллективы купят богатые заводы.

Лякишев:

- Не купят. Как я уже говорил, нынешним бизнесменам наука не требуется. А когда опомнятся, от науки уже ничего не останется. Но предположим, что кто-то даже купит, как, например, Тагильский комбинат, приобретя Институт стали в Екатеринбурге. И тут же свернул все исследования, которые напрямую не связаны с профилем предприятия. Но уже не наука, а заводская лаборатория. И что в такой ситуации делать остальным заводам Урала, которые лишились научной базы?

Понимаете, ученые-металлурги СССР были одними из лучших в мире, потому что в стране прекрасно сочетались фундаментальная и отраслевая науки. Сейчас отраслевая полностью разрушена. В черной металлургии работало 20 институтов, теперь фактически не осталось ни одного. Поэтому деградирует и наша промышленность.

РГ:

- Вы лауреат Ленинской и Государственных премий. За что они вручены?

Лякишев:

- Не знаю, помните ли вы период, когда газеты и телевидение постоянно говорили о трубах большого диаметра для газопроводов, а это более 150 тысяч километров. Ими занимались и правительство, и ЦК КПСС. Ситуация складывалась парадоксальная. Мы продаем на Запад сырье, и тут же на часть вырученных денег покупаем у него эти самые трубы. Чтобы решить проблему, требовалось, казалось, совсем немного — добавить в сталь 0,1 процента ванадия. Тогда сталь становится намного прочней. Но в стране ванадия не было. Нам удалось довольно быстро разработать технологию его получения и в Туле наладить выпуск. Скоро страна уже имела миллион тонн в год необходимых труб.

А Государственная премия? Получил за разработку и внедрение метода получения нержавеющей стали для агрессивных химических производств.

РГ:

- Как ученый вы прожили, думаю, счастливую жизнь. Ваши идеи реализовались на крупнейших заводах. А каковы перспективы нынешних выпускников Института стали?

Лякишев:

- Сегодня на нашу науку нет спроса. Хотя на отдельных заводах интерес к ней постепенно просыпается. Беспокоит, что предприятия предпочитают закупать только импортные технологии, что ставит нашу науку в невыгодные условия. Но я всегда был оптимистом, поэтому надеюсь, что не может уйти в небытие все, что наработано выдающими металлургами России. Это будет востребовано. И может, тот же МХАТ вновь заинтересуется нашей профессией.