Версия для печати
Вернуться к списку

НА ОБЩЕЙ ОРБИТЕ. ПРОФЕССОРА РАН ГОТОВЫ ДЕЛИТЬСЯ ОПЫТОМ

В чем видят свою миссию эти исследователи? Как они могут содействовать реализации возложенных на академию задач? На вопросы “Поиска” ответил заместитель директора по научной работе Европейского института МГИМО, программный директор Валдайского клуба, член бюро Ассоциации европейских исследований, доктор политических наук, профессор РАН Олег ­БАРАБАНОВ.

­ Олег Николаевич, как вы стали профессором РАН, находясь вне академической системы?

­ Меня, как и двух других моих коллег, выдвинул ректор МГИМО академик Анатолий Васильевич Торкунов. Мы баллотировались в Отделении глобальных проблем и международных отношений Академии наук. Решение Президиума РАН по профессорам от нашего отделения прошло одним из самых первых ­ в декабре прошлого года и стало для всех нас новогодним подарком.

­ Связывает ли вас что­то с академическими институтами?

­ В системе Российской академии наук я не работал, но на определенном этапе своей научной жизни стал тесно контактировать с сотрудниками академических институтов. Расскажу, как формировались эти связи.

Я окончил исторический факультет МГУ, специализировался по истории Средних веков и Италии. Тема моей работы была связана со средневековыми итальянскими колониями в Крыму. В Судаке, Феодосии, Балаклаве до сих пор стоят построенные генуэзцами крепости, а в Генуе и Венеции сохранились большие собрания архивных документов, относящихся к этим поселениям, ­ владельческие права на разбросанные по полуострову замки, договоры поставок из Крыма в Италию. По этим материалам я подготовил диплом, а потом кандидатскую диссертацию.

Это были междисциплинарные исследования ­ исторические, но с серьезной юридической составляющей. Сейчас эта тема получила еще и политическую составляющую. В Княжестве Монако, которым правит династия Гримальди, имеющая генуэзское происхождение, недавно проводился Год России. Предки представителей правящей династии в Средние века часто бывали в Крыму, и об этом сохранились документы. При поддержке Архива Княжеского дворца Монако я подготовил специальную монографию по этой теме.

Обучение в аспирантуре я завершил в конце 1990­х годов. В это время было сложно найти работу по средневековой тематике, поэтому я принял предложение ее сменить и заниматься современной Италией. В Российском институте стратегических исследований, куда меня пригласили на работу, я сначала изучал российско­итальянские отношения, а затем заинтересовался только зарождавшейся тогда проблемой глобального управления и глобальной безопасности. В мире возникали новые управленческие механизмы, международные организации стали получать на практике все больше властных полномочий. Разумеется, это приводило к размыванию государственного суверенитета. Возникла необходимость переосмыслить внешнеполитическую стратегию нашей страны в этих новых условиях.

В 2000 году в МГИМО был создан факультет политологии, на котором предполагалось готовить не столько дипломатов, сколько экспертов. В МГИМО тогда происходили глубокие трансформации: из закрытой дипломатической школы он превращался в открытый университет, привлекающий тех, кто хотел бы работать не только в МИД, но и в сфере внутренней политики и международных отношений, не связанной с министерством. На факультете царила приподнятая атмосфера: говорили, что там собралась “сборная России по политологии”.

Приглашенные сотрудники академических институтов и вузов разрабатывали новаторские курсы. Возникали и целые дисциплины, например мировая политика. Если раньше международные отношения рассматривались как связи только между государствами, то процессы глобализации и развития гражданского общества, существующего “поверх границ”, способствовали восприятию мира как единого целого. Задачей факультета политологии стало изучение мира именно с этих позиций.

Я подготовил авторский курс по глобальному управлению. Вместе с коллегами мы опубликовали одну из первых монографий по этому предмету и начали разрабатывать проблематику антиглобалистского движения, направленного против неолиберального капитализма. В дальнейшем это направление вывело на проблематику глобальных ценностей, на идею формирования БРИКС как альтернативы западной модели миропорядка.

Работая в МГИМО, я начал тесно сотрудничать с организациями РАН, в частности с Институтом Европы РАН. Участвовал, например, в таком интересном проекте ИЕ РАН, как подготовка новой страноведческой монографии по Италии в рамках серии изданий “Старый свет: новые времена”, посвященной современной истории, экономике, политике европейских стран.

Рабочие контакты с рядом подразделений ИМЭМО РАН возникли у меня еще на рубеже 1990­2000­х годов во время участия в проекте Московского общественного научного фонда “Молодые преподаватели России”. Его организаторы проводили встречи с ведущими учеными, дискуссии, форумы для молодых лекторов и экспертов по общественным и гуманитарным наукам. Это позволило наладить связи со многими молодыми коллегами из ИМЭМО РАН.

­ Теперь с развитием корпуса профессоров РАН ваши связи с коллегами из академических структур, видимо, будут расширяться и укрепляться. А что еще может дать объединение докторов наук из разных исследовательских структур под крышей РАН?

­ Президиум РАН и Центр стратегического планирования развития науки, экспертизы и научного консультирования, который курирует работу профессоров, предложили нам участвовать в развитии РАН, помогать академии выполнять новые функции. Понятно, что степень активности не у всех наших коллег одинакова, но около сотни человек взялись за дело с большим энтузиазмом. Это серьезный резерв, на который могут опираться отделения и Президиум РАН. Благодаря ему академия сможет вовлечь в свою орбиту большое число ученых и научных коллективов, в том числе не связанных с академическими институтами. Сегодня перед РАН стоит много важных задач, в том числе организация экспертной деятельности самого высокого уровня.

­ Какие способы выхода на этот уровень предлагают профессора РАН?

­ Обсуждая этот вопрос в своей рабочей группе по формированию политики экспертного сообщества РАН, мы много говорили о необходимости внедрения междисциплинарного подхода и учета международного опыта. К оценке результатов любых работ можно подойти с разных сторон.

Возьмем для примера программу по охране озера Байкал и развитию байкальской природной территории. Понятно, что основная проблематика здесь связана с науками о Земле и эти исследования уникальны. Что же касается природоохранной деятельности во всем многообразии ее экологических, экономических, хозяйственных аспектов, такой опыт есть на международном уровне и во многих странах, особенно тех, где существуют аналогичные природные объекты ­ Великие африканские озера, система огромных пресных водоемов в США и Канаде.

К решению таких комплексных проблем можно было бы привлекать междисциплинарные рабочие группы профессоров РАН, которые сейчас сформированы.

­ Как еще профессора РАН участвуют в экспертной деятельности академии?

­ Мы сами являемся экспертами, а также выступаем связующим звеном между членами академии и научной молодежью, привлекая к работе более молодые поколения ученых.

Я вхожу не только в экспертную группу, но и в группы по стратегическому прогнозированию и по интеграции академической и вузовской науки. Как научного коммуникатора экспертной группы меня также включили в команду по научной журналистике, участники которой должны рассказывать о работе своих коллег и организовывать их взаимодействие со СМИ.

­ Чем занимаются другие рабочие группы, в которые вы входите?

­ Что касается стратегического прогнозирования, профессора участвуют в обсуждении готовящихся стратегий научно­технологического и социально­экономического развития России. Кроме того, во всех группах идет сбор концептуальных идей и конкретных предложений в проект нового закона о науке и научно­технической политике, который пока существует в виде развернутого плана.

­ Верите, что ваши идеи будут восприняты?

­ Хотим, чтобы так было, а для этого должны подключаться к лоббированию значимых для научного сообщества начинаний. Многие профессора РАН уже работают в качестве экспертов с федеральным собранием, министерствами, ведомствами, другими структурами. Благодаря новому статусу они смогут активнее использовать свой авторитет на благо академии.

­ А что нового могут сказать профессора по вопросу интеграции науки и образования?

­ Вместе с сотрудниками РАН вузовские работники, которых среди профессоров РАН не так уж мало, начали искать новые интересные обеим сторонам направления взаимодействия. Например, есть планы развития общих для вузов и институтов РАН новых программ магистратуры и аспирантуры. Так, сообщество вузовских преподавателей и сотрудников НИИ могло бы выйти на модели аспирантских программ с прицелом на экспертную деятельность в рамках нынешнего статуса аспирантуры как третьей ступени высшего образования.

­ Поясните, что вы имеете в виду.

­ Мне кажется, что профессора РАН могли бы помочь запустить процесс создания “экспертной магистратуры” ­ подготовки специалистов, умеющих интегрировать науку в процесс принятия политических решений. Мы понимаем, по каким позициям будет востребована экспертиза в наших областях, знаем, в каких тематиках есть хороший задел, а где научную и экспертную школу еще надо нарабатывать. Поэтому вполне можем определить актуальные направления, по которым необходимо вести обучение людей, способных быстро и качественно написать заключения по широкому кругу вопросов. Выпускники такой магистратуры наверняка будут востребованы и в науке, и в бизнесе, и в органах государственной власти.

В целом, я должен сказать, что Президиум академии поставил перед профессорами РАН серьезные задачи. Надеюсь, что наша работа принесет реальную пользу научному сообществу России.