Версия для печати
Вернуться к списку

НАУКА И ЦЕРКОВЬ: ОДИНАКОВО ОБРЕМЕНЕНЫ ПРОБЛЕМАМИ?

Недавние Екатеринбургские события – противостояние вокруг стройки храма – показали, что никуда не исчезло классическое противостояние последних веков, а именно, соперничество церкви и широко понимаемых «научных ценностей». Можно спорить, какая из сторон права, а можно заглянуть за кулисы и посмотреть, чем «больна» каждая из двух противоборствующих сторон. Именно это и хотелось бы сделать в данной статье, которая, автор надеется, даст толчок дискуссии по поднимаемым проблемам.

После 1991 года Академия наук в России так и не вышла из кризиса. Продолжают возникать слухи о тотальных реорганизациях, и, действительно, предпринимаются попытки реорганизаций. Раздаются голоса за то, чтобы «вернуться к модели СССР» – но, кажется, говорящие так сами не хотели бы, чтобы их призывы сбылись. Однако, за обсуждением текущих проблем не упускаем ли мы из вида кризис более серьёзный, а именно: возможность того, что наука как движение вообще закончилась?

Это с одной стороны. А с другой, для всех очевидны и проблемы Русской Православной Церкви. Ощущение новизны, сопровождавшее «Второе Крещение Руси» (формулировка покойного Патриарха Алексия) исчезло, и как-то всё меньше тянет заходить в храм, где, как это заранее известно, ничего неожиданного не услышишь: из года в год повторяется всё тот же цикл церковных праздников, разве что чуть сдвигаемых календарно то в одну сторону, то в другую (а иначе совсем было бы уныло: праздновать, например, Пасху всё время в одно и то же число…). Пройдя два – максимум, три – таких годовых цикла, многие охладевают к церкви – автор статьи готов подтвердить это в отношении себя самого.

Однако, мы помним критику церкви ещё с советских времён; громко звучит она и сегодня. Поэтому я и не хотел бы начинать с неё (о проблемах церкви – в конце статьи), а начать хотел бы с того, что озвучивают реже: с проблем современной науки.

Идеологи науки когда-то пустили в оборот миф о якобы безграничных возможностях нового просвещённого века, однако в реальности промышленный рабочий никаких благ не получил, кроме сомнительной привилегии трудиться в электрифицированном цехе и ездить в переполненном трамвае или троллейбусе.

Для того, чтобы обозначить хоть какое-то своё превосходство перед жителями деревни, городской человек толковал с важным видом о «разумном планировании семьи» – и не просто толковал, но и практиковал это «разумное планирование» варварским способом массового аборта.

Проблема эта хорошо известна, и вряд ли нуждается в новом озвучивании: всеобщая вера в комфорт и есть главная причина того, что в начале ХХI века «традиционно-христианское» население стало составлять менее половины жителей Земли. (Я беру максимально широко, включая в число «традиционно-христианских» регионов Латинскую Америку и неарабскую Африку.)

Но я не хочу уподобляться тем, кто обличает комфорт с позиций ригористической морали, и зайду с другой стороны: в эпидемиях средневековья был свой глубокий смысл, и они, во многом, сознательно продуцировались Церковью.

Церковь намеренно, через Таинство Причастия, распространяла смертельные эпидемии, – но при этом добивалась великой цели: производила отбор, убивая слабых, а сильных оставляя не просто живыми, а воцерковлёнными.

Сегодня, отказавшись от «общей слюны» Причастной Чаши, человечество в наказание за это получает два удара: а) не умирают, а всё более многочисленными становятся дефективные особи; б) сильные получают возможность нецерковного доминирования над «ближними».

Эта страшная особь: биологически мощное существо (неважно даже, мужского или женского пола), лишённое церковной морали, но нацеленное на личный комфорт, – и есть главный продукт НТР и, в то же время, главная причина вымирания европейских этносов.

Наука успешно вывела своего гомункулуса, бесстыдно проматывающего принадлежащие его этносу и не наукой добытые блага, но при этом прикрывающегося весьма благородными лозунгами, главный из которых – «предотвратить ядерную войну». (Здесь, кстати, проявляется поразительная внутренняя противоречивость науки: зачем было создавать атомную бомбу, если её не планируют применять?)

Этот гомункулус настроен антицерковно, но, в то же время, он странно восприимчив к нехристианским идеям, именно поэтому его нельзя выпускать в космос: встретившись с инопланетными существами (если, конечно, таковые имеются во Вселенной), он может, вместо того, чтобы обратить их в христианство, сам стать адептом их религии. Следовательно, первейшая задача церкви сегодня – остановить космическую программу человечества до тех пор, пока население Земли целиком или почти целиком не воцерковится.

Точно так же и по тем же причинам в средние века церковь сознательно тормозила мореплавание (хотя техника уже позволяла пересечь океан); кроме того, Господь через церковь (этого не будет отрицать ни один верующий) попускал эпидемии чумы, холеры и других смертельных болезней – дабы напугать и смирить европейцев; попускал и междоусобные войны в Европе для того, чтобы ещё не до конца христианизированная Европа не забывала о своей греховности.

И сегодня, думается, церковь должна не только остановить космические полёты, но и не препятствовать человечеству в его гордыне погрязнуть ещё глубже в военных конфликтах и в новейших эпидемиях СПИДа, рака и сердечно-сосудистых заболеваний (две последние категории болезней я называю эпидемиями, конечно, в силу их большой распространённости, а не в силу инфекционной природы). Всё это до тех пор, пока человечество не придёт в массе своей ко Христу: пока не вернётся ко Христу большинство европейцев и не будут впервые приведены к Господу иные цивилизации.

***

Вспомним недавно всколыхнувшие всю страну Екатеринбургские события мая этого года – жёсткое противостояние сторонников и противников стройки храма.

В Екатеринбурге церковь проиграла, это ясно, и Патриарх Кирилл, заявивший 26 мая, что Русская Православная Церковь строит «по три храма в сутки», вынужден был прибегнуть к этому, скажем помягче, преувеличению, для того, чтобы скрасить неудачу. Он заявил, что за 10 лет построено 30 тысяч храмов, и это гораздо больше, чем «по три храма в день», но вопрос: а что считать «храмом»? Насколько мне известно, отдельно стоящее здание тюремного храма в России до сих пор всего одно: в колонии Металлострой под Петербургом: храм был освящён ещё прежним Патриархом Алексием. Во всех остальных местах заключения «тюремным храмом» именуется комната, отведённая администрацией для богослужений; точно так же и «больничным храмом» порой называют комнатушку с иконами и не более того. При таких подсчётах, конечно, легко обогнать количество научных лабораторий, с числом которых тоже, разумеется (как и всегда со статистикой), не всё ясно.

На первый взгляд, Екатеринбургские события свидетельствуют о торжестве науки и связанного с ней «ЗОЖ» – «здорового образа жизни». Люди, мол, хотят гулять в парках, а церковь вместо зелёных насаждений навязывает какие-то глупые храмы.

Общественное мнение, вроде бы, против церкви, но глубинные процессы говорят, по-моему, совсем об ином. Основные научные школы сегодня зашли в тупик (бессмысленная и дорогостоящая махина «адронного коллайдера» и т.д.), но учёные в этом публично ни за что не признаются. Наличие системного кризиса науки угадывается скорее по косвенным признакам, например такому: современная наука образовала союз с иудаизмом и с исламом против христианства.

О союзе атеистической науки с иудаизмом написано много, и мы не будем повторяться. Союз науки с исламом менее очевиден, но автор этой статьи, как переводчик с фарси и с арабского, готов засвидетельствовать: такой союз имеет место.

Как я понимаю, Российская академия наук поручила деликатно прощупывать возможность этого союза двум виднейшим представителям отечественной гуманитарной мысли. Оба они – действительные члены РАН с 2016 года, и оба «по диплому» (по первой полученной специальности) являются арабистами, хотя об этом мало кто знает. Первый из этих учёных – директор Госэрмитажа М.Б.Пиотровский (да-да, он по первому образованию арабист, стажировался в Каире, работал в Йемене и обе своих диссертации защитил по вопросам арабской истории); второй академик – директор Института философии РАН и Президент Российского философского общества Игорь Смирнов. Он тоже по диплому арабист, закончил Институт дружбы народов и обе диссертации защитил по арабской философии (кандидатская: «Философия Ибн Араби» и докторская: «Процедуры формирования смысла в средневековой арабо-мусульманской философии»).

Кроме этих двух учёных (занимающих, надо отдать им должное, весьма взвешенную и мудрую позицию) есть и громадное количество других, настроенных уважительно по отношению к исламу, но, увы, резко негативно по отношению к христианской церкви, причём этот «двойной стандарт» характерен не только для России, но и для всего мира.

Доказательств множество, я возьму лишь одно: выходящий в Москве с 2010 года «Ежегодник исламской философии «Ишрак» («Озарение»)», публикуемый под патронажем Института философии РАН, возглавляемого И.Смирновым. Проект подаётся как международный: главный редактор этого солидного, как правило, более чем 500-страничного ежегодного тома – Янис Эшотс (Латвийский университет), а в качестве членов редколлегии задействованы представители следующих научных институтов (перечисляю не имена учёных, а только организации, которые они представляют): Институт исмаилитских исследований (Великобритания), Неапольский институт востоковедения (Италия), Йельский университет (США), Тюбингенский университет (Германия), Мурсийский университет (Испания), Университет Прованса (Франция), Франкфуртский университет им. Гёте (Германия), Национальный центр научных исследований (Франция), Иранский институт философии (Иран), Институт востоковедения РАН (Россия), Токийский университет (Япония), Университет Мармары (Турция), Университет МакГила (Канада), Университет Кентукки (США), Университет Мухаммада V (Марокко), Бостонский колледж (США), Тегеранский университет (Иран), Университет Дж. Вашингтона (США), Институт восточных рукописей РАН (Россия), Эксетерский университет (Великобритания), Ливанский университет (Ливан), Институт Муллы Садры (Иран), Каирский университет (Египет), Университет Стони Брук (США), Свободный университет Берлина (Германия).

Удивительный «коктейль», не правда ли, уважаемый читатель? Вот с кем, с какой могучей научной армадой на самом деле столкнулись Екатеринбургские строители храма! Их удивило, когда в дела Екатеринбурга вмешались многочисленные «правозащитники» во главе с Навальным, когда в город прибыли корреспонденты крупнейших западных СМИ… Но эти «правозащитники» – лишь слабенький летучий авангард той громадной армии атеистов, стратегию действий которой планируют серьёзные научные штабы.

Настороженность по отношению к Российской академии наук (и вообще к учёным) я пару раз осторожно высказал в беседах с моими исламскими друзьями – но в ответ получил только красноречивое молчание. Оно и понятно: зачем им пилить сук, на котором они сидят? Академия наук, научно-техническое сообщество – это те люди, которым сегодня в России делегировано право и обязанность контачить с исламским миром. Это касается как поставок в страны исламского Востока высокотехнологичной продукции («Росатом», «Ростех» и т.д.), так и общего осмысления принципов и целей взаимодействия с исламскими странами (РАН).

Мусульмане (в частности, действующие в России представители различных арабских фондов) хорошо это понимают, и, если в первые постперестроечные годы у них имелись серьёзные контакты с нашими патриотическими партиями и движениями (в том числе, с Союзом писателей России), то сегодня контакты исламистов свелись практически к кооперации с РАН и преследуют скрытую, никогда не афишируемую цель совместной борьбы с «православным шовинистическим русским мракобесием».

Меня спросят: не далековато ли я ушёл от обещанного в начале статьи разговора о внутренних проблемах современной науки? На это я возражу: стратегия науки – это, по-моему, и есть то, что заслуживает настоящего внимания, – а не надуманные проблемы «коммерциализации» науки, о которых любят поговорить одни, или «аморальности атеистической науки», на что любят указывать другие. Мне кажется, что ислам это то, что пришло в наш мир «всерьёз и надолго», и ведущие учёные всего мира это поняли и внутренне уже подчинились исламу, вступили с ним в долговременный союз против христианской церкви.

***

Теперь несколько слов о проблемах Русской Православной Церкви, как они видятся мне, глубоко верующему мирянину.

«Социальная концепция РПЦ» не раз подвергалась критике со стороны так называемых церковных фундаменталистов, и я бы хотел внести свою лепту в эту критику. Конечно, можно понять творцов этой концепции (суть которой суммируется одной фразой: «Церковь не ведёт активной борьбы с секулярными ценностями»): церковь в России только-только вышла из подполья, она вся ещё пронизана скрытыми врагами и провокаторами; нужны хотя бы два-три поколения потомственных священников, происходящих из «поповских семей» и, в свою очередь, предназначающих своих сыновей в студенты семинарий, а дочерей – в «матушки», т.е. жёны священников. Должен укрепиться церковный уклад в обществе, возникнуть особый класс или слой верующих мирян; должен возродиться сектор монастырской экономики (который, увы, не пошёл дальше унылых и всё более безлюдных «православных ярмарок», с их торговлей поддельным мёдом и некачественным алкоголем под видом «церковного кагора»); должна возникнуть отрасль христианской культуры… (Но и тут, опять же, незадача: всё, вроде бы, есть: православные издательства, газеты, ТВ, радио… но не видно, практически, никакой перспективы, и ценность церковных книг почти сводится к переиздаваемому – действительно, ценному – наследию прошлого.)

Если почитать Журнал московской патриархии, то покажется, что Православная Церковь бурно растёт: возникают и дробятся всё новые епархии, архиепархии и митрополии, открываются новые семинарии, и всё выглядит так же красиво, как и озвученная Святейшим Патриархом статистика строительства храмов, но за этим глянцем – увы – всё более явственно проглядывает застой и даже упадок.

Мы знаем: если желудок не успевает переварить пищу, то она начинает в нём гнить, отравляя всё тело; бывает, что рост организма, даже и бурный, сопровождается болезнями, сразу приобретающими хронический характер… Именно так и происходит, и именно потому, что церковь не поставила себе стратегических задач: подчинить себе хотя бы третью (судебную) ветвь власти, а в перспективе, быть может, и вторую – законодательную (оставив светскому государству и науке роль первой, исполнительной ветви власти). Думается, что без контроля над судами, в том числе, над арбитражными, разрешающими главные имущественные споры, церковь обречена. А контроль такой в руках православной церкви был, и «изобретать велосипед» здесь не нужно!

Именно такая система действовала в Византии при императоре Юстиниане (соответствующее законодательство сохранилось), и похожая на неё система существовала в Московской Руси (хотя мы больше наслышаны о сращивании церковной и светской власти в католическом мире). Влиятельный немецкий историк Карлхайнц Дешнер в своём четырёхтомном труде «Криминальная история христианства» (рус. перевод: М., Терра, 1996 и 1999) приводит достаточно много практических аспектов этой модели.

Вообще-то, данная модель появилась уже с самого утверждения христианства как государственной религии: «со времён Константина Первого каждый, в принципе, мог обратиться к епископу со своим гражданским делом» (т. 2, с. 12). Но во времена Юстиниана данный порядок получил своё полное развитие: император освободил епископов «от обязанности приносить клятву свидетеля и являться по вызовам гражданских и военных судов без его особого распоряжения; с другой стороны, он поставил под их юрисдикцию не только церковно-правовые, но и гражданские дела в отношении клириков… Император возложил на них надзорные функции, прежде всего в управлении финансами, сборе налогов (выделено мной. – А.А.), организации общественного питания и транспорта. Они получили также контроль над тюрьмами и организовывали выборы всех ветвей власти на местах. Они получили функции третейского суда даже в отношении начальников провинций, в случаях доказанного или предполагаемого нарушения ими законов, а также по делам, где они являлись одной из сторон. Они были обязаны сообщать императору о выполнении наместниками их служебных обязанностей. Таким образом, епископ становился истинным главой города (выделено мной. – А.А.) и приобретал авторитет больший, нежели гражданский наместник» (т. 2, с. 327-8).

Неплохо, да, уважаемый читатель? При такой системе церковный архиерей решал бы судьбу самого губернатора Екатеринбурга, а уж о каких-то «протестах» насчёт парка и речи бы не зашло! Повторюсь: всё это – не «мечтания радикальных фундаменталистов», но то, что реально существовало в православном мире и является частью нашего исторического наследия.

…Наверное, я должен извиниться перед читателями за то, что мой текст – хотя я изначально поставил перед собой цель написать его в полемически заострённом стиле – закончился некими практическими, если не призывами, то выводами.

А вообще-то «радостопечалие» – вот, согласно святым отцам, желательное состояние христианина. В наших силах лишь молиться о том, чтобы Господь всё управил в мире, а возможность активно действовать мы отдаём нашим оппонентам из научно-технического сообщества. Но хотелось бы им посоветовать не забывать старинную поговорку «Господь долго ждёт, да больно бьёт».

Мы, христиане, кроме молитвы, не имеем почти никаких рычагов влияния на мир. Но Господь может так повернуть ход истории (и это уже не раз случалось), что учёным задним числом придётся долго искать для этого естественно-научные предпосылки и обоснования.