Версия для печати
Вернуться к списку

Александр Некипелов о судьбе российской науки

И поговорим мы о судьбе российской науки. В структуре Российской Академии наук 450 (если я не ошибся) научных учреждений, работают 112 тысяч человек. И вот после сессии, которая только что завершилась, сессия общего собрания РАН, - 515 действующих членов и 771 член-корреспондент.

Ну что ж, вот завершилась сессия. Александр Дмитриевич, а что считать главным итогом? Я вот перечислю немножко: стабильность руководства – Игорь Осипов остался президентом, обещание премьера Владимира Путина прибавить финансирования фундаментальной науке, сохранение относительной самостоятельности Академии наук. Что для вас главное?

Александр Некипелов: Это общее собрание включало две основные группы вопросов. Первая – это связанная с избранием новых членов академии, членов-корреспондентов и членов академии, и действительных членов академии. И второй вопрос – это отчет руководства академии за 6,5 лет, прошедших с предыдущего избрания руководства, и выборы нового руководства.

А об общем собрании очень много писали, показывали. Нам грех жаловаться на недостаток внимания. Я думаю, самое главное – что общее собрание прошло в свободной, конструктивной обстановке. Были, как вы знаете, три кандидата на позицию президента Российской Академии наук. Все они, а также их сторонники, имели возможность высказать свои позиции. Голосование в Академии наук всегда проходило, и на этот раз тоже, по персональным вопросам в режиме тайного голосования.

Ну и результатом стало избрание, конечно, Юрия Сергеевича Осипова, но не только его, сформировано руководство. Президиум Российской Академии наук сейчас состоит из 58 членов, раньше их было на 4 человека меньше – 54. 10 вице-президентов, из них трое – это люди, которые не были вице-президентами в прежнем составе. Это Садовничий Виктор Антонович, ректор МГУ, Сергей Михайлович Алдошин, который возглавлял наш Черноголовский научный центр и был руководителем совета директоров в академии, это химик очень известный, и наконец, Асеев Александр Леонидович, который одновременно был избран руководителем Сибирского отделения и также избран вице-президентом. 35, так сказать, условно говоря, рядовых членов президиума, хотя все они, конечно, члены руководства Российской Академии наук. И это было избрано помимо вице-президентов, академиков-секретарей, председателей региональных отделений. В целом из 58 членов президиума 17 – это новые члены. Так что примерно на треть президиум обновился.

Так что мне кажется, что здесь можно говорить, с одной стороны, и о сохранении преемственности, с другой стороны – и об известном обновлении.

Михаил Соколов: Александр Дмитриевич, вот Юрий Осипов переизбран президентом, но конкуренция со стороны академика Владимира Фортова была достаточно существенной. Собственно, разрыв-то, в общем, не такой уж большой – 52 процента голосов, где-то 37-38. То есть, в принципе, значит, есть альтернативная позиция. В чем есть различия между позициями как бы большинства и меньшинства, господина Осипова и господина Фортова? Я вот прочитал, что новый старый президент собирается использовать какие-то предложения своих конкурентов. А что он может использовать?

Александр Некипелов: Вы знаете, Владимир Евгеньевич Фортов, он выдающийся ученый, человек с большим опытом организационной работы. Он был и вице-премьером, и министром науки в свое время, руководил Фондом фундаментальных исследований. Поэтому я, честно говоря, ничего удивительного не вижу в том, что он составил серьезную конкуренцию Юрию Сергеевичу.

Мне кажется, не стоило бы преувеличивать различия в программах. Ну, Юрий Сергеевич программу свою не опубликовал. Он, вообще, так сказать, придерживался той точки зрения, что академия должна отличаться по характеру своих действий от тех механизмов, которые работают в политической сфере. И в этом смысле он, так сказать, кампании выборной вообще не вел. Вот я лично критиковал его за это и советовал ему все-таки давать разъяснения. Ну, такая у него была принципиальная позиция. Но оказалось, что этого достаточно, чтобы выиграть. Хотя, конечно, Владимир Евгеньевич завоевал достаточно серьезное количество сторонников. Валерию Александровичу Черешневу это удалось в меньшей степени, но тоже все-таки где-то, по-моему, порядка 80-90 человек проголосовали и за него.

Что касается программ. Ну, понимаете, и Владимир Евгеньевич, и Валерий Александрович, они ведь те люди, которые работали и в прежнем составе президиума, и перед ним в составе президиума. То есть они участвовали и в принятии тех решений, которые делались. И поэтому, конечно, нюансы в позициях есть, но считать, что это нечто совершенно новое, мне кажется, было бы неверно. Собственно говоря, ознакомление с программами кандидатов свидетельствует о том, что это добротные документы, вполне идущие, в общем, в продолжение того, что делалось и до этого. И ничего странного в этом нет.

Михаил Соколов: Вот сенсацией посчитали то, что Михаил Ковальчук, исполнявший обязанности вице-президента, крупный ученый, член-корреспондент, не был избран академиком. Поскольку он отвечает за всякие теперь модные нанотехнологии, пописывают, что теперь некоторые инвестиции государственные могут пройти мимо Российской Академии наук. Александр Дмитриевич, вы этого не опасаетесь?

Александр Некипелов: Ну, вы знаете, мне трудно судить (тем более, я экономист), о том, как будут использоваться инвестиции на цели нанотехнологий. Мне кажется, что все-таки речь идет о крупной государственной программе, и государство заинтересовано в том, чтобы получить наибольшую отдачу от вложений, которые оно делает. Ну, поживем – увидим.

Что касается неизбрания Михаила Валентиновича, то опять-таки я не специалист в этой области, но, по отзывам коллег, он очень серьезный, действительно, известный, знаменитый ученый, очень хороший организатор. Ну, помимо того, что он в последние годы является генеральным директором Курчатовского центра, он ведь возглавляет и академический Институт кристаллографии. А институт, по отзывам коллег, блестяще оснащен, хорошо работает, очень сильный персонал научный. К сожалению, вот неизбрание Михаила Валентиновича основывалось не на критике тех или иных его возможных профессиональных недостатков – об этом не было сказано ни слова, просто молча проголосовали так, как проголосовали.

Михаил Соколов: Есть такое подозрение, что против него голосовали как против потенциального питерского рейдера. Знаете, они приезжают из Петербурга и заполняют все...

Александр Некипелов: Вы правы, к сожалению, это именно так. Потому что, в общем-то, несмотря на полную абсурдность, распространилась достаточно широко такая идея о двухходовке, о том, что якобы Осипов участвует в борьбе для того, чтобы через год или два передать власть Михаилу Валентиновичу. Я сказал, что это нелепая вещь, потому что ее невозможно реализовать. В академии действует Устав, а Устав утвержден правительством. И никто никому власть передать не может. Юрий Сергеевич может назначить исполняющего обязанности на время своего отсутствия. Если президент уходит со своего поста, то тогда президиум избирает исполняющего обязанности, и в течение короткого периода времени – то ли четырех, то ли шести месяцев – должны быть проведены новые выборы.

Поэтому вот эти разговоры, которые, с моей точки зрения, тоже сыграли, в общем-то, определенную роль в результатах голосования, это уж никакого отношения к его профессиональным качествам, конечно, не имеет. И это обидно. Потому что несколько случаев было, к сожалению, на этом собрании, когда общее собрание руководствовалось, как мне кажется, эмоциями, а не профессиональной оценкой.

Михаил Соколов: Знаете, я все-таки еще один краткий персональный вопрос задам. Вот меня, честно говоря, несколько избраний (как я считаю, по вашей части) немножко удивили. Хабаровский губернатор Виктор Ишаев, ну, он, конечно, человек уважаемый и руководит своим регионом чуть ли не с 1990 года, и есть определенные экономические успехи, но его научных достижений, честно говоря, я больших не замечал. А вы их заметили?

Александр Некипелов: Я Виктора Ивановича знаю с середины 1990-ых годов. И так получилось, что я присутствовал и на защите его докторской диссертации. Этот человек очень сильный. У него базовое образование инженерное. И он в советское время еще возглавлял одно из современнейших, крупных предприятий, после чего стал руководителем исполкома Хабаровского края. И вот с тех пор, так сказать, он находится в руководстве. И находится в руководстве потому, что обладает, в общем, для меня совершенно загадочными качествами. Он в голове держит, с одной стороны, колоссальное количество деталей, касающихся самых разных сфер как жизни на Дальнем Востоке, в Хабаровском крае, так и в Российской Федерации. А с другой стороны, он обладает ярко выраженным стратегическим мышлением. И этот человек, он сыграл вообще выдающуюся абсолютно роль в формировании стратегии развития Дальнего Востока экономической. Причем он непосредственно участвовал и организовывал эту работу.

Михаил Соколов: Но это же управленческие, а не научные достижения.

Александр Некипелов: Нет, он пишет книги, он участвует в обсуждениях, он трижды выступал на президиуме Российской Академии наук за последний период 6,5 лет. Я считаю, что это очень большое приобретение.

А мне довелось с ним участвовать еще в подготовке доклада о стратегии социально-экономического                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 развития страны, когда он был Государственным советом утвержден в качестве руководителя этого доклада. И коллектив, который он возглавлял, причем возглавлял не формально – это не такой человек, который позволит себя, так сказать, использовать таким образом, - он состоял из достаточно разных и, в общем-то, очень амбициозных людей. Туда входил целый ряд академиков, туда входил Шохин Александр Николаевич, ну и целый ряд людей. И был подготовлен доклад. И доклад, в общем-то, был представлен на Государственном совете, доклад, который, в общем-то, не повторял отнюдь, а во многих отношениях шел вразрез с тем, что в то время делалось. И доклад, который, я уверен, в общем-то, оказал довольно серьезное влияние на дальнейшие перемены в экономической политике.

Поэтому мне кажется, что нужно все-таки... Вот что важно нам? Ну, наверное, сказываются здесь и 1990-ые годы тяжелые, и политизированность, возникшая тогда. Вот нам важно все-таки исходить не из той должности, которую человек занимает, а то, что он реально в науке сделал.

Михаил Соколов: А Герхард Шредер тоже сделал много для российской науки?

Александр Некипелов: Герхард Шредер не выдвигался на должность члена Российской Академии наук.

Михаил Соколов: Но он теперь избран иностранным членом РАН.

Александр Некипелов: Он избран иностранным членом Академии наук, и это, разумеется, в известном смысле, ну, символическое признание его заслуг как мыслителя, политика и так далее. Ну, у него есть, так сказать, и книги, монографии, есть и статьи.

Михаил Соколов: Да, книга «Моя жизнь в политике» вышла с предисловием Дмитрия Медведева. На это обратили внимание журналисты.

Александр Некипелов: Ну, конечно, в данном случае это, в общем, дань уважения этому политику. И откровенно говоря, мы не считаем... ну, большинство из нас не считают, что это способно нанести какой-то ущерб научному имиджу Российской Академии наук.

Михаил Соколов: И такой вопрос пришел от радиослушателя: «Средний возраст российского академика – 72 года. Не старовата ли РАН?».

Александр Некипелов: Вы знаете, вот проблема среднего возраста академиков – это не самая серьезная проблема. Значительно серьезнее проблема возрастных деформаций в корпусе научных сотрудников.

Михаил Соколов: Вот ваши критики писали, что отсутствует поколение научных сотрудников возраста 30-50 лет.

Александр Некипелов: Вот я специально взял материалы (которые я, кстати, на общем собрании докладывал) в отношении того, что у нас происходит с распределением по возрасту научного персонала и какова динамика. Я взял три крупные группы: до 40 лет, 40-60 лет и больше 60 лет. У нас вот за годы, как мы говорим сейчас, когда началась реализация пилотного проекта, то есть с мая 2006 года, произошло следующее. У нас доля «до 40 лет» немного выросла, но она остается низкой – с 25,8 процента до 26,7, то есть почти на 1 процентный пункт. Но это как бы хорошо. Это свидетельствует о том, что, по крайней мере, прежняя тенденция... прекратилось сокращение в этой части. У нас достаточно сильно сократилась за это время доля «от 40 до 60 лет». Она составляла 45,1 процента на 1 декабря 2005 года, а на конец 2007 года составляла 40,4 процента, то есть почти на 5 пунктов сократилась. И у нас, что, конечно, не здорово, увеличилась доля сотрудников старше 60 лет – с 29,1 процента до 32,9.

Вот как эти цифры интерпретировать? Они отражают достаточно противоречивую ситуацию. Вот довольно серьезное сокращение доли «от 40 до 60 лет» - это, в общем-то, с моей точки зрения, характеризует вот то, что мы и стремились сделать в рамках пилотного проекта – освобождение от балласта. Потому что балласт научный оказался именно в этой возрастной группе сосредоточен. Увеличение доли наших сотрудников свыше 60 лет, ну, связано не с тем, что кто-то проводил сознательную политику привлечения людей этой возрастной группы в академию, а с тем, что, вообще-то, общая численность у нас сокращалась в рамках пилотного проекта, а люди этого возраста оставались. В ряде случаев они оставались на неполную ставку. Так что объективная ситуация такая.

Но что все-таки при всей противоречивости этой ситуации внушает некий оптимизм? Оптимизм внушает то, что мы сейчас перешли, кажется, в ситуацию, когда со всех сторон идут сигналы о том, что нет ставок для приема молодежи. Еще пару лет назад ситуация была такой, что ставок – хоть пруд пруди, а молодежь не шла. В этом смысле это нечто похожее... вот мне, как экономисту, такая аналогия приходит, как переход от экономики предложения к экономике спроса.

Михаил Соколов: Утечка научных кадров из России интересует одного из наших слушателей. «Продолжается ли эмиграция ученых на Запад?», - Андрей из Одинцова спрашивает.

Александр Некипелов: Ну, случаи, конечно, когда наши ученые едут на Запад, они есть и сейчас, но практически как серьезная, массовая проблема «утечка мозгов» сегодня не существует.

Михаил Соколов: Ну да, Китай и Индия более конкурентоспособными стали.

Александр Некипелов: Нет. Более того, мы сейчас сталкиваемся, ну, пока еще с немногочисленными, но случаями возврата наших ученых. Вот я вам могу сказать как руководитель Московской школы экономики, что у нас согласился и преподает, и является заведующим кафедрой наш бывший соотечественник Владимир Квинт, который жил в Соединенных Штатах, а сейчас живет примерно половину времени здесь, а половину – там. Есть и более многочисленные случаи, когда ученые начинают прощупывать возможности возврата.

Михаил Соколов: И вот еще вопрос от радиослушателя. «Почему Российскую Академию наук так сильно волнуют лженауки?», - спрашивает Сергей. Видимо, он обратил внимание на выступление, в том числе, и Владимира Путина, который призывал вас бороться с лженаукой, мракобесием и почему-то с экстремизмом.

Александр Некипелов: Вот я как раз и хотел сказать, что, видимо, не только Российскую Академию наук эта проблема волнует. Мне кажется очень естественным, что людей, исповедующих научное отношение к миру, к закономерностям его развития, разумеется, волнует ситуация, когда в качестве реальных фактов выдается то, что никакой проверки не проходит. И мне кажется, это, вообще говоря, с точки зрения любого общества, очень важно, чтобы информация о фактах была адекватной.

Михаил Соколов: Вот вас опять же критики перед собранием (это в «Новой газете») критиковали за то, что руководство Академии наук решило подорвать ту основу, что наука и религия несовместимы, что избрали патриарха всея Руси почетным доктором РАН, и вот это, мол, очень опасно. Не мракобесие ли это как раз, Александр Дмитриевич?

Александр Некипелов: Вы знаете, я, например, являюсь атеистом. Но целый ряд моих коллег по академии, они верят в Бога. И это никак не мешает им пользоваться абсолютно научными методами в своей основной деятельности. Есть некая грань у них, касающаяся того, что относится к сфере веры и что относится к сфере науки. Подчеркиваю, я как бы не являюсь верующим человеком, к церкви, кстати говоря, как к институту общественному, отношусь очень позитивно, полагаю, что она играет очень важную роль в нашем обществе. Поэтому такое почетное звание, которое было присуждено Российской Академией наук Его Святейшеству, патриарху всея Руси, я, честно говоря, в этом никакого проявления мракобесия не вижу.

Михаил Соколов: Давайте подключим к разговору слушателей. Сергей из Москвы, пожалуйста, ваш вопрос Александру Дмитриевичу Некипелову. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Вот я поддерживаю то мнение, что все-таки, конечно, академический возраст 70 лет – это не помеха, потому что расцвет человеческой мудрости, в которой, кстати, так нуждается человечество на данном этапе, это, действительно, налицо. А вот что касается уже профессорских должностей, то тут более подходит французский вариант, где профессоры в основном работают до 60 лет, ну, чуть больше.

И маленький вопрос вам. Вот у нас в самых трудных случаях обычно часто прибегают к мнению обозревателей-политологов. А вот ученые политической философии, что-то в последнее время о них совсем ничего не слышно. А ведь это очень важный этап развития, по крайней мере, в том, чтобы они чаще советовали нашим практикам, как продвигать, например, наше сельское хозяйство. Ведь есть блестящие возможности при любой модели экономики. А вы посмотрите, какие цены у нас. Вы уж извините, но тут, действительно, принцип, можно сказать, демократичности подхода к своему народу. Благодарю вас.

Александр Некипелов: Спасибо большое за тот комплекс вопросов, который вы поставили, Сергей. Вот по поводу возрастных цензов. Да, есть разные подходы к этому вопросу. Вы знаете, по моему опыту и моим ощущениям сегодня, возрастные цензы, например, для профессоров – это вещь довольно опасная просто в силу тех искажений в возрастной структуре этой категории работников, которые у нас на сегодня сложились. Может быть, через какой-то период времени, когда баланс будет достигнут, это и будет целесообразным. Сегодня, я боюсь, просто мы останемся без профессоров, если, так сказать, будем жестко применять возрастные цензы.

Что касается... действительно, политологов сейчас очень много, но есть и люди среди них, в том числе, и тех, кто достаточно серьезные исследования ведут. В том числе есть такие люди и в Российской Академии наук, хотя не только. И вот вы затронули такой вопрос философского осмысления, допустим, процессов, происходящих в сельском хозяйстве, в других сферах нашей жизни. Но я вот хочу сказать, что один из заместителей директора Института философии Сергей Никольский является одновременно специалистом в области сельского хозяйства. И он как раз пытается в своих исследованиях взглянуть на эту проблему вот с таких философских высот.

Михаил Соколов: Я бы, кстати говоря, вспомнил... хотя вы его в иностранные члены Академии наук еще не избрали, но могли бы избрать вполне Теодора Шанина, который работает в России, британский профессор и замечательный специалист по истории российского крестьянства.

Александр Некипелов: Полностью с вами согласен, Михаил Владимирович.

Михаил Соколов: И еще вопрос. Вас спрашивают, Александр Дмитриевич, как вы относитесь к Единому государственному экзамену.

Александр Некипелов: Я сложно отношусь. Ну, ко мне как бы сейчас это имеет прямое отношение, поскольку я возглавляю Московскую школу экономики. Этот факультет относительно новый, ему четыре года, в МГУ, и уже с этого года два экзамена будут засчитываться по итогам ЕГЭ. У меня большие сомнения вообще в отношении того, что угадывание, где поставить галочку, является адекватным способом проверки знаний и способностей человека мыслить. Ну, не говоря уже о возможных наших условиях – подтасовках и так далее, связанных с использованием не вполне корректных технологий при самом получении ЕГЭ. Так что я здесь скептик.

Михаил Соколов: Интересуются, насколько выросли зарплаты в Академии наук. И кстати говоря, указывают еще (видимо, в курсе), что ученым повысили, а вот всяким инженерам, обслуживающему персоналу мало дали.

Александр Некипелов: Да, это правильно. Я вот принес те данные, которые я докладывал также и на общем собрании, так что я готов вам просто привести цифры. Если мы возьмем зарплату научных сотрудников среднюю за 2005 год из федерального бюджета, то есть не считая того, что на коммерческой основе было заработано, то в 2005 году, то есть до начала пилотного проекта, она составляла 6 тысяч 25 рублей. В 2006 году, уже после того, как пилотный проект начался, в среднем за год она составила 10 тысяч 19 рублей. И наконец, в 2007 году, в конце года она уже составляла 18 тысяч 941 рубль. Так что вот за эти два с небольшим года в 3 раза увеличилась бюджетная заработная плата научных сотрудников.

Если брать показатели зарплаты всех сотрудников наших, включая и специалистов, о которых говорили, из федерального бюджета, то здесь от 5 тысяч 235 рублей до 13 тысяч 923 рублей. А если брать их же зарплату с учетом того, что институты зарабатывали дополнительно, то она составила в 2007 году 21 тысячу 145 рублей против 8 тысяч 691 рубля в 2005 году.

Но абсолютно правильно был поставлен вопрос насчет специалистов. Дело в том, что когда готовился пилотный проект, мы вообще ставили задачу вывести уровень оплаты труда этой группы до 18 тысяч рублей в месяц. К сожалению, в этом вопросе нам не удалось найти понимания власти. И в общем, у нее был аргумент, надо сказать, достаточно серьезный. Аргумент этот заключался в том, что власти будет очень трудно объяснить таким же специалистам, работающим в других отраслях, почему в Академии наук бухгалтеру или инженеру платят существенно больше...

Михаил Соколов: Ну, в каком-нибудь физическом институте, знаете ли, инженер или мастер, он такими вещами занимается, которые на заводе не делают.

Александр Некипелов: Михаил Владимирович, я знаю, и я с вами согласен. И для нас это огромная проблема. Я говорю только о том, что какая-то своя правда в этом вопросе была и у власти. Мы не могли ставить под угрозу срыва сам этот проект, поэтому мы вот что предприняли. Мы, с одной стороны, рекомендовали всем нашим институтам по возможности использовать внебюджетные доходы для того, чтобы как-то сглаживать эти диспропорции, которые, действительно, возникли. И надо сказать, многие наши институты, у которых... конечно, те, у которых такая возможность была, таким образом поступали. Кроме того, сейчас, когда пилотный проект заканчивается и, вообще, все те, кто работал на ИТС, в отношении них надо формировать отраслевую систему оплаты труда, сейчас мы постараемся в ближайший год-два-три эту диспропорцию ликвидировать, используя на это часть того увеличения финансирования в академии, которое будет в ближайшие годы довольно ощутимым.

Михаил Соколов Вопрос об идеологизации. Вот Владимира Мау, между прочим, на выборах прокатили, я так понимаю, за то, что он принадлежит к такой яркой либеральной школе, один, так сказать, из соратников или учеников Егора Гайдара, хотя и замечательный специалист в области экономической истории. Вам, Александр Дмитриевич, как экономисту, не обидно было? Идеологизация ведь, на самом деле.

Александр Некипелов: Мне было очень обидно. Более того, я Владимира Александровича ценю и как экономиста высоко, хотя мы нередко с ним и дискутировали, и дискутируем по различным вопросам. И я его поддерживал на всех этапах этих выборов и выступал в его защиту на общем собрании, которое, к сожалению, его и не пропустило. Я не думаю, что речь идет об идеологизации, в прямом смысле слова. Дело в том, что и экономисты, и обществоведы проголосовали за Владимира Александровича, а именно как бы там можно было бы ожидать идеологизации подхода. Фактически его забаллотировали представители, ну, в значительной степени естественных наук, а их меньше всего идеологические и экономические вещи интересуют. Просто, к сожалению, над ними довлела память о тяжелых 1990-ых годах, о том ударе, который был нанесен по науке, в том числе и в тех областях, которыми они занимались. Это понять можно, но это, с моей точки зрения, неправильно. Это примерно то же самое, как если бы мы сейчас перестали выбирать физиков, ссылаясь на Чернобыль.

Михаил Соколов: Александр Дмитриевич, вот интересуются: «Как вы относитесь к нынешней политике власти, когда правители не знают, что делать с нефтегазовыми деньгами?».

Александр Некипелов: Ну, наверное, знают...

Михаил Соколов: Знают, наверное, но не нравится человеку...

Александр Некипелов: Я в этой части, по-моему, с 2004 года постоянно выступал за то, чтобы использовать избыточную, то есть сверхнеобходимую часть валютных резервов для финансирования модернизации страны через импорт оборудования, технологий и так далее, осуществляемой в коммерческом режиме. И предлагал конкретные механизмы. Поэтому я считаю, что это, действительно, одна из тех сфер, где мы могли бы серьезно улучшить положение дел. Хотя, в общем, ситуация была, конечно, для экономики очень благоприятной. И те показатели макроэкономические, которыми она характеризовалась, ее развитие, они одни из лучших в мире. Но, тем не менее, конечно, неиспользование очень серьезных резервов – это, на мой взгляд, справедливо может ставиться в упрек.

Михаил Соколов: Ну а как вы оцениваете ситуацию сейчас с ростом инфляции, а особенно на потребительском рынке? Вот есть такой спор: она импортирована откуда-то из-за границы или она своя, родная из-за перегрева, из-за каких-то ошибок, из-за вливаний?

Александр Некипелов: Ну, я думаю, что, конечно, неправильно было бы отвлекаться от тех процессов, которые на мировом рынке продовольствия происходят. Ну, действительно, цены растут. Но полагаю также, что и в определенной степени она как раз связана с тем, о чем мы только что говорили, а именно: огромный прилив валюты в страну, связанный с очень высокой конъюнктурой на нефть и другие сырьевые товары нашего экспорта, и неспособность в полной мере справиться с этим приливом, - и вот это тоже усиливает инфляционное давление. Хотя я, честно говоря, не делал бы каких-то крайних заявлений о перегреве российской экономики. На мой взгляд, пока ситуация является очень благоприятной для нас.

Михаил Соколов: У вас там выступал некий товарищ и предлагал исключить член-корреспондента Бориса Березовского из состава Академии наук…

Александр Некипелов: Вы знаете, в академии эта идея не была принята, хотя он не просто предлагал, ради справедливости надо сказать, исключить Бориса Абрамовича из Академии наук, а в том случае, если он откажется явиться в суд по обвинениям, которые ему предъявлялись. Но, тем не менее, и это большинство членов академии считает неприемлемым. Кстати говоря, в академии это уже некая традиция... В одних случаях решения могут нравиться, в других – не нравиться, но они постоянно за этот последний период одни и те же. Не исключила Академия наук, несмотря на давление, академика Лысенко, хотя при этом академики очень хорошо понимали, что речь идет не о науке, а о шарлатанстве. Но, тем не менее, из принципа, чтобы не создавать прецедент, он не был исключен. И это, кстати говоря, помогло потом удержаться на позициях неисключения Андрея Дмитриевича Сахарова.

Михаил Соколов: Юрий Осипов сказал сегодня, что займется созданием в академии мощной пресс-службы, которая расскажет обществу о наиболее важных научных открытиях. А может быть, не пресс-служба все-таки нужна, а как-то пробивать телеканал, например, «Просвещение», «Образование», «Наука»? Вот «Культура» есть, а «Науки» нет.

Александр Некипелов: Ну, я присутствовал на пресс-конференции Юрия Сергеевича, и даже принимал в ней некоторое участие. Там он не совсем так сказал. Он сказал, что он, наоборот, предпринимал несколько раз попытки создать, но пока не удалось, потому что, к сожалению, у нас нет таких финансовых возможностей. Но, конечно, мы стараемся увеличивать объем информации в Российской Академии наук и через наш сайт, который, по-моему, за последнее время существенно улучшился, сайты наших институтов. А что касается программ по телевидению, ну, конечно, это было бы очень здорово и очень важно.

Михаил Соколов: Вот спрашивают: «Нужна ли перестройка Академии наук по типу западной науки для достижения большего научного эффекта?». Я так понимаю, соединение большего с вузовской наукой. Другого, наверное, нет варианта.

Александр Некипелов: Ну, видите ли, мы считаем базовые принципы, лежащие в основе академической организации науки у нас, очень эффективными. Потому что, в сущности, они основаны на том, что распределение ресурсов, выделенных обществом на фундаментальные исследования, осуществляют не чиновники, а осуществляет само научное сообщество.

Михаил Соколов: Ну, чиновники-то немножко вмешиваются в последнее время активно, пытаются вас прижать.

Александр Некипелов: А в каком смысле?

Михаил Соколов: Ну, с Уставом были всякие споры академии. И теперь президента академии утверждает президент России. Так что не все так просто, наверное.

Александр Некипелов: По-моему, все были свидетелями абсолютно демократических дискуссий и выборов в Российской Академии наук только что. У меня, честно говоря, нет никаких сомнений в том, что президент страны утвердит избранного президента. Так же как их не было бы, если бы был избран другой человек. Поэтому Устав, мы считаем, он сохранил все базовые основы, нисколько не сузил, а по ряду направлений и расширил права Академии наук.

Что касается связей с высшей школой, то они были, есть, их надо расширять, надо снимать всякие технические препятствия, которые, к сожалению, еще сохраняются.

Михаил Соколов: Спасибо. Всего доброго!