«НЕГЛАСНЫЕ САНКЦИИ ПРОТИВ ПУБЛИКАЦИЙ РОССИЙСКИХ УЧЕНЫХ»: ПОЧЕМУ ЭТО ПАРАНОЙЯ
26.09.2014
Источник: Троицкий вариант,
Валерий Аджиев
Спрвка. Валерий Аджиев, ст. науч. сотр. Национального центра компьютерной анимации, Университет Борнмута, Великобритания
Читая нашумевшую публикацию в «Известиях», сразу обращаешь внимание на утверждение: «Если есть иностранный соавтор, лучше отправлять статью с его IP-адреса». Здравый смысл подсказывает: один только этот пассаж — это такой индикатор глупости написанного, что можно дальше не читать, а сразу отправлять этот материал, произведенный пропагандистской империей Арам Ашотыча (или как его там?), в мусорную корзину. Однако не всё так просто. Ведь «пятеро ведущих ученых из РАН и издатели российских журналов, работающих в области физики и химии» — это не какие-то полуанонимные борзописцы, а реально работающие, и, судя по всему, небезуспешно, ученые, наши коллеги. Вот ведущий научный сотрудник Института проблем химической физики РАН (ИПХФ РАН) Павел Трошин «рассказывает» «Известиям»:
«В отказе пишут, что к ним приходит много статей и отбор, дескать, очень жесткий. Но у меня было больше сотни публикаций с 2009 по 2013 год — и ни одного письма, а сейчас за три последних месяца уже 6–7 писем с отказами, последнее пришло две недели назад».
Многие коллеги, споткнувшись о декларацию «больше сотни публикаций с 2009 по 2013 год», стали задавать вопросы: «больше сотни публикаций» за четыре года — это в каких таких изданиях? Зарубежных? С высоким импакт-фактором? (Кстати, замечательно об этом сказано в заметке под названием «Из-за санкций в Европе и США не публикуют работы российских учёных» [2], опубликованной не где-нибудь, а на официальном сайте РАН: «Трошин подчеркнул, что за четыре года, вплоть до 2013, он сотни раз публиковался в зарубежных изданиях, посвящённых науке, а за последние несколько месяцев получил семь отказов». «Посвященных науке» — это, наверное, очень престижные издания, одно идет за пять, если не за десять, — а как еще опубликоваться «сотни раз»!) И полезли в базы смотреть, где он на самом деле печатается, как его цитируют и какой у человека Хирш.
Не хочется всё же переходить на личности. Тем более что г-н Трошин в своем мнении не одинок. В известинской статье цитируются и другие представители ученого, а также издательского мира. Вот, к примеру, Ирина Махова, завредакцией научного журнала Mendeleev Communications (выпускается на английском языке с 1991 года РАН совместно с Королевским химическим обществом Великобритании), хотя и не согласна с Трошиным, что статьи даже до рецензентов не доходят, всё же подтверждает, что есть неудовлетворенность «формальным подходом» иностранных рецензентов (не уточняя, что это значит), и, более того, констатирует, что «у редакции сложились непростые отношения… с ее партнером — издательством Elsevier» (видимо, на означенной почве).
А Мария Аксентьева, ответственный секретарь журнала «Успехи физических наук» (издается Физическим институтом имени П.Н. Лебедева РАН), даже знает еще одну причину дискриминации российских ученых: «Это появилось не в последнее время, достаточно часто были ситуации, когда статьи долго рассматривались, получали обтекаемые отказы и при этом были напечатаны похожие материалы, но уже зарубежными авторами». То есть намекает, что российские статьи «долго рассматривались» не просто так, а чтобы «зарубежные авторы» (надо полагать, те, кому повезло служить рецензентами или редакторами) успели позаимствовать из этих статей оригинальные идеи, после чего опубликовать их как свои. Ну и само собой, «своим низким рейтингом российские издания обязаны ошибкой западных систем международного цитирования, таких как Web of Science и Scopus».
Так что не в отдельных мнениях дело: очевидно, что пресловутый синдром РЛО («Русских Людей Обижают» [3]) в условиях новейших глобальных и внутриполитических событий расцвел во всей красе и в научной среде. Эмоционально это понятно, особенно в условиях, когда процесс системной изоляции [4] от «Европы и США» пошел, а недавние прогрессистские нововведения в российской научно-образовательной политике (связанные с усилением сотрудничества с зарубежными коллегами и институциями, интеграцией во все эти заморские базы и рейтинги и, того пуще, с привязкой зарплаты и продвижения по службе к количеству и качеству публикаций в международных изданиях) не отменены. Так что естественно возникающий когнитивный диссонанс понятен.
Но всё же главная, на мой взгляд, причина распространенности подобных настроений носит более общий характер. Это всё тот же пресловутый «обратный карго-культ» , происходящий от господствующей в сознании наших людей картины мира и сводящийся к переносу сложившихся особенностей российской жизни на совсем другую реальность. Которая имеет массу не самых лучших особенностей (в том числе и в сфере научных публикаций), но которая другая по своей сути.
В любом случае резонно было ожидать, что научные работники, перед тем как приходить к выводам о «санкциях», сколь глобальных («Ведущие научные издания Европы и США»), столь и негласных, могли бы, как обладающие высоким интеллектом рационально мыслящие существа, спросить самих себя: а каков, собственно, механизм возникновения и реализации такого рода санкций? Можно предположить, что в принципе могут существовать рецензенты-русофобы (если уж употреблять этот модный ярлык); может, найдется и научный журнал, где главный редактор так озабочен аннексией Крыма (а когда-то, как нам говорят те же люди, был озабочен российско-грузинским военным конфликтом), что своей волей делает вверенное ему издание свободной от России территорией. Наверное, это возможно — просто потому, что в принципе возможно всё. Но всё же: как это может происходить в реальной жизни?
Речь ведь идет не об одном или нескольких изданиях — нет, о «ведущих научных изданиях Европы и США» и о «крупнейших издательствах». Т.е. резонно предполагать, что некий центр, обладающий глобальной властью, принял решение о санкциях касательно публикаций российских ученых. Что это за центр такой? ООН? Структуры Европейского Союза? НАТО? Или это было согласованное решение правительств ряда стран? Где и когда оно состоялась? В подземном бункере ЦРУ? В любом случае как такого рода решение (пусть даже в виде неофициальных «рекомендаций») могло остаться таким секретным, что никаких его следов нет? Бывает такое? Ответ: в сфере, не относящейся к оборонно-спецслужбистской, не бывает (и даже там велик риск утечек), слишком много организаций и людей так или иначе в это дело на разных стадиях должно быть вовлечено и слишком много при этом формальной бюрократии, которую на кривой козе не объедешь.
Далее. Предположим, политики каким-то образом согласовали эти негласные рекомендации. Но как они их спускали на исполнительский уровень, чтобы осуществить на деле, как выражаются авторы «Известий», «распространение санкций на распространение трудов»? Научные журналы издаются, вообще-то, не правительствами и министерствами. Как правило, издатель — частная корпорация или профессиональное научное сообщество, часто международное, с выборным (и регулярно сменяемым) руководством, перед которым отчитывается менеджмент. Может, в России некто из администрации президента может позвонить куда угодно и ему не смогут отказать (при этом оставляя факт давления в секрете). Но представить такое в США, Британии и в массе других стран просто невозможно. Хотя бы потому, что очень многие (я бы сказал — большинство) в научной среде находятся в самых разнообразных оппозициях ко всем этим политикам, правительствам и министерствам и не стесняются вести себя соответственно. И уж точно не потерпят такого рода вмешательства в академическую жизнь.
Даже если предположить, что засекреченное «мнение» доведено до издателей и редакторов, то они что, вот так вот, набрав в рот воды, возьмут под козырек? Не думаю, что существуют редакторы (и члены редколлегий, вполне независимые от издателей), которые не возмутятся, и причем очень громко, с быстрым выходом в общеполитические СМИ. А уж если главный редактор и его редколлегия узнают, что администратор издательства, не ставя их в известность, неким образом возвращает поступившие статьи авторам, да еще и по политическим причинам, то, опять же, скандал, и весьма публичный, просто неизбежен. Тут нет предмета для сомнений, не говоря о спорах.
Почему? Да потому, что так здесь устроена жизнь. Хотя я уверен: многие российские люди мне не поверят, ведь их опыт жизни, в том числе в сфере отношений с властями, особенно с учетом специфики информационного пространства, говорит им другое (впрочем, и это мое утверждение многие не признают соответствующим действительности).
Собственно, бойкот в научной сфере бывает, хотя и чрезвычайно редко, и осуществляется не на государственном уровне (если речь не о диктаторских режимах), а научно-образовательными профсоюзами или отдельными индивидами или их группами. При этом всегда (подчеркиваю — всегда!) возникает большой шум, сопровождающийся публичными заявлениями и открытыми письмами. Как правило, пытаются бойкотировать израильтян. За фактологией отсылаю интересующихся к статье в «Википедии» .
Конспирология, особенно с привлечением политики, несомненно, привлекательна и, пуще того, заразительна. К тому же в сфере научных публикаций масса проблем: наверное, каждый из нас получал отзывы рецензентов, которые не хочется считать объективными; не так уж редко рецензии просто напрашиваются на справедливые претензии со стороны авторов, а предъявить их анонимному рецензенту если не невозможно, то очень трудно и в большинстве случаев бесполезно. И всё же сложившийся в мире науки институт публикаций с независимым научным рецензированием в его основе, по большому счету, как все мы знаем, альтернатив не имеющий, не заслуживает такого вот погружения во взрывчатую смесь лукавой политизированной пропаганды и мало-почтенной психологии национального самоуничижения.