http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=e676f6cf-f44b-499a-b03e-2d71db5f58e0&print=1© 2024 Российская академия наук
Что характерно для любого детективного романа? Прежде всего, неожиданность сюжета, затем столкновение со злодейством, заканчивающееся убийством, деньги, слава, взлет и падение, но главное все-таки — интрига. В нашей истории есть все. Один из героев второго плана покончил жизнь самоубийством, не пережив позора, но на хронике событий, связанных с поиском алмазов, это сказалось лишь косвенно. Впрочем, никто не знает до самого последнего дня, где скрывается истина. А может быть, и не нужно знать?!
Доктор геолого-минералогических наук, профессор Николай Петрович Похиленко сломал ногу. И как ни странно, этой беде одного человека суждено сыграть особую роль в истории современной Канады. Впрочем, не могу написать "простого человека" — к этой категории наш герой не относится. Ведь он — директор Института минералогии и петрографии СО РАН, академик, заслуженный геолог России. Его имя хорошо известно среди ученых всего мира, что в конце концов и привело его в Канаду, к тому открытию, которое он сделал.
"Алмазная лихорадка" в Канаде началась после того, как геолог Чак Фипке нашел первую трубку, в которой были довольно крупные алмазы. Это открытие вызвало к жизни более 200 компаний, которые начали искать драгоценные камни по всей стране. Уже через три года таких компаний стало в три раза меньше, так как алмазных трубок больше не было. С 1993 года кризис в этой отрасли промышленности начал развиваться быстрее, так как находку Чака Фипке посчитали случайной.
Президент одной из канадский компаний решил обратиться к ученым России. Чаще всего ему называли фамилию "Похиленко" — геолога из Сибири, у которого был опыт не только прогнозирования, но и поиска алмазов в Якутии. Было известно, что профессор Похиленко знаком с месторождениями в ЮАР, Австралии, Индии, Китае, в США и Алжире. Кроме того, он работал в Институте Карнеги и других научных центрах США. В общем, это был один из лучших представителей знаменитой школы академика В. С. Соболева, да и нынче работал с его сыном, который с честью продолжает дело своего отца.
Канадцам повезло. Похиленко сначала отказал им, мол, приехать не может, так как лето проведет в экспедиции в Якутии. Однако случилось так, что вице-президент компании "Алроса" запретил ученому уезжать в тайгу из-за сломанной ноги, и Похиленко неожиданно оказался не у дел.
И тогда он решил отправиться в Канаду. Ученый рассказывает:
— Я прилетел в Канаду 10 августа. До конца сезона оставалось каких-нибудь 3-4 недели. Проведя три дня в Ванкувере, где находился главный офис компании, я полетел на север. Посмотрел на месте, как работают мои канадские коллеги, и понял, что найти что-либо стоящее их методами на территориях с такими сложными геолого-поисковыми условиями крайне непросто.
Геологическая информация, которая у них существовала, вообще не стыковалась с теми данными, которыми мы обычно используем для поисков алмазов в России. Однако времени на получение нужных образцов, карт, геофизических данных, проведения структурного бурения уже не было. Сначала было полное уныние: помочь никто не сможет, на вопросы никто не ответит, той информации, которая мне нужна, нет, а ту, которая есть, непонятно, как приспособить для поисково-оценочных целей.
Против русского геолога играла и общая ситуация в Канаде. "Де Бирс" планировал раньше вложить 600 миллионов долларов в поисковые работы, но теперь отказался от своего проекта. Специалисты этой компании, конечно же, хорошо знали Похиленко, высоко оценивали его профессионализм и знания. Однако в данной ситуации они были уверены, что всего его попытки найти алмазы в Канаде окончатся неудачей: практически все перспективные районы были уже обследованы, и везде стояло лаконичное "нет"!
— Поработав с теми материалами, которые были, пять дней и ночей, я начал постепенно соображать, как можно попытаться выйти из создавшегося положения, — продолжает свой рассказ ученый. — Через неделю появилось чувство адаптации к ситуации в регионе — здесь помог многолетний опыт поисковой работы в Сибири и других районах. Я начал смотреть уже слегка зрячими глазами на поисковые территории компании — тогда их было шесть. В сезон 1994 года работы велись на четырех из них.
Тщательно изучив геологические материалы, я понял, что та территория, которую геологи компании выбрали в качестве наиболее перспективной, на самом деле таковой вряд ли является. Я давно пришел к выводу, что на участках, расположенных близко к зонам сравнительно молодой тектонической активизации промышленные месторождения алмазов практически не встречаются.
Стал на вертолете на участок, убедился в своей правоте. На этот участок канадцы возлагали главные надежды. Они приуныли. Однако у нас появилось восемь резервных дней для работ на других участках. Мое внимание привлек самый южный из них. Структурное положение и общие геолого-тектонические характеристики этого участка заметно выделяли его из других. Свою точку зрения я высказал руководителям компании.
Это был тот самый случай, когда русского ученого восприняли как "чудака". Ведь еще в 80-х годах специалисты "Де Бирс" искали там алмазы и ничего не нашли. Затем два сезона в этом районе работали канадские геологи, и вновь впустую. Зачем напрасно тратить деньги, которых так мало?!
— Однако доводы канадских коллег меня не убедили, — говорит Н.П. Похиленко. — Я настаивал на своем, будучи уверенным, что если удастся найти что-нибудь стоящее, то только на этом интересном участке. В общем, мне разрешили поработать там три дня, и предоставили двух помощников, повара и вертолет. Помощников пришлось обучать нас скорую руку, потому что алмазы они видели только в магазине, а кимберлиты не только не искали, но и не видели вообще. Была еще одна проблема: там не было ни лагеря, ни запасов горючего для вертолета. По нашим меркам, чтобы полностью опоисковать территорию в 2500 квадратных километров, нужен, как минимум, целый полевой сезон (3-4 месяца) и крупная поисковая партия с группой геофизиков, мобильными буровыми установками и бригадой горняков, всех вместе это за сотню человек…
Не следует думать, что сам Похиленко не понимал, насколько авантюрна его затея — он об этом говорил своим коллегам в Канаде, но тем не менее настаивал на своей затее, будто предчувствуя удачу. Наверное, она обязательно приходит к тем, кто знает много и кто умеет рисковать!
— До вылета у меня было четыре ночи, и я попытался выделить небольшие локальные участки на огромной территории, где будут кимберлитовые трубки, — вспоминает ученый. — Я выбрал три (по числу рабочих дней!) самых "клевых" участка, каждый из которых был площадью по 15 квадратных километров.
К сожалению, один день пришлось потратить напрасно. Местные геологи сообщили начальству, что в этом районе есть "интересный участок", и его надо обязательно обследовать. Похиленко пришлось выполнить распоряжение хозяев. День он летал над этим районом и, конечно же, ничего не нашел. Обозлился он сильно, предъявил ультиматум начальству и те, наконец-то, оставили его в покое. Но оставалось всего лишь два дня!
А теперь подробный рассказ о том, как свершаются великие открытия. Рассказывает Николай Петрович Похиленко:
— Злой и не выспавшийся — после "крупного" разговора перенервничал и часов до трех ночи не мог уснуть — два часа следующего дня — 31 августа 1994 года — потратил, летая на вертолете над тремя локальными участками и составлял с воздуха детальный план и схему их опробования. Понял, что один из них по своим условиям нам не по зубам с нашим обеспечением, и в итоге решил поработать на двух оставшихся. За пару часов на первом участке промыл несколько проб тиллов — осадочных пород ледникового происхождения. Ничего интересного не обнаружил. Оставался второй участок и один день для работы.
Приземлились примерно в половине первого на первой точке. Время было обеденное, и пока мои помощники готовили место для промывки проб, я решил быстренько до обеда промыть хотя бы один образец — ну уж очень не терпелось! И сразу же увидел в лотке пару хороших зерен пикроильменита и роскошный густо-лиловый пироп — все они — кимберлитовые материалы — спутники алмаза, и сомнений не было — зацеплен ореол от кимберлитового тела!
О, это великое мгновение открытия! Как хочется сразу же поделиться с коллегами, закричать на весь мир, что ты увидел Неведомое! Однако Николай Петрович повел себя иначе:
— Сначала я никому не сказал о своей находке, собрался с мыслями. Дело в том, что по моим построениям, если они были правильными, коренной источник должен быть совсем рядом. Перед приземлением я видел метрах в трехстах от нас выход отполированного ледниками гранитного массива, и через пять минут я был там. Замерил азимут направления ледниковых царапин и определил положение ореола от прогнозируемого кимберлитового источника.
Сердце колотилось, как у зайца — не каждый день удается хватать за хвост кимберлитовую трубку… Я решил пообедать. Мои канадские помощники уже давно "отланчевали" и с нескрываемым любопытством наблюдали за мной, догадываясь, что происходит нечто нестандартное. Пообедав, определил на карте новое положение центрального образца, взял с собой Уолтера Мелника, и минут через 15 мы были вблизи нужной точки. Там был берег озера, четкая разломная структура. Я выбрал место для взятия нужного нам образца.
Он не обманул наших ожиданий, и еще толком не домыв его, я увидел в лотке сотни крупных пикроильменитов и пиропов. Дальше уже было делом техники: еще три часа мы потратили на то, чтобы понять, что кимберлитовая трубка находится большей своей частью под глубоким озером. Позвонили в Ванкувер часов в 9 вечера, президента компании дома не оказалось. В следующий раз мы позвонили ему часа через два, успев за это время по сибирской традиции слегка "обмыть" наш успех. Президент, уловив по дикции наше подогретое состояние, вначале не поверил, рассердился и сказал, что такие шутки сейчас не к месту и бросил трубку.
Утром мы поговорили вновь. Вечером прилетел самолет с руководством компании и независимыми экспертами. Я показал им все материалы и место, где надо бурить первую скважину. Через неделю прилетел двухмоторный гидросамолет, полностью забитый инвесторами, бизнесменами, брокерами и представителями прессы. Первая скважина через 14 метров ледниковых отложений вошла в кимберлит. Поднялся шум. Фактически был открыт новый алмазоносный район, в существовании которого на этой территории никто не верил…
На этой "возвышенной ноте" можно поставить точку. Дальнейшие события развивались в Канаде "по-нашенски". Впрочем, ярче всего об этом рассказывает сам ученый. Однажды он передал мне свои "Записки", фрагменты из которых, как мне кажется, дают ярко представление о судьбе открытия.
"В следующий сезон мы приехали в Канаду уже втроем: мне составили компанию сотрудник моей лаборатории доктор геолого-минералогических наук В. П. Афанасьев и моя жена Люся, имевшая многолетний опыт поисковых работ на алмазы на северо-западе Якутии. Сезон был трудным, с плохой погодой — снег выпал уже в середине августа. Большую часть времени мы потратили на опоискование территории, примыкающей с юга и севера к мощной разломной зоне…
Аэрогеофизическая съемка опять дала массу аномалий, но их надежность и связь с кимберлитами были, мягко говоря, весьма проблематичными и для разведочного бурения в общем-то практически нечего было выбрать. Самые интересные и, как потом оказалось, важные результаты в тот год были получены в самом конце сезона в пределах северной части участка. В центральной части участка в 10-12 км от главной разломной зоны находилось озеро Сиэп Лейк.
Это озеро пересекала другая разломная зона, шедшая субпараллельно главной. Она была существенно меньших размеров, и как раз в этом озере меняла свое направление практически на субширотное. В месте изгиба разлома была развита привлекательная сеть оперяющих разломов, что и заставило меня уделить этому узлу особое внимание. Большинство проб, взятых в районе озера Сиэп Лейк, было обработано в нашей лаборатории, а все положительные пробы с единичными зернами индикаторных минералов располагались к западу от озера на сравнительно коротком по направлению движения ледника расстоянии — менее двух километров, но на необычно широком для ореола от кимберлитовой трубки интервале: вкрест движения ледника — около двух с половиной километров.
Все образцы, взятые восточнее озера, индикаторных материалов не содержали. Сложившаяся ситуация меня сильно заинтриговала, и хотя признаки наличия кимберлитовой трубки в районе озера Сиэп Лейк мы не выявили, я решил в конце сезона вернуться туда и взять дополнительные пробы, обращая особое внимание на качество их исходного материала.
Они были быстро обработаны в нашей полевой лаборатории, и в четырех из 12 проб, взятых опять-таки западнее озера, были установлены от 9 до 23 зерен индикаторных минералов, и опять абсолютно все дополнительные пробы, взятые восточнее озера, оказались пустыми. Поскольку последний ледник на этой территории двигался в юго-западном направлении (12 тысяч лет назад!), мы тогда сделали рабочее предположение, что коренные источники этих минералов находятся в озере Сиэп Лейк…
Начало сезона 1996 года я провел в Западной Якутии, возглавляя экспедиционный отряд, работавший в среднем течении реки Мархи, крупного левого притока реки Вилюй, и, отрабатывая методику поисковых работ на территориях интенсивного развития карста мы там впервые нашли алмазы в бассейне реки Эйекит. В Канаду я попал уже в начале августа, и ситуация была там очень сложная — инвесторы почти все разуверились в перспективах района и начали интенсивно выводить свои деньги из компании. Акции компании упали до непозволительно низкого уровня, вести нормальной интенсивности поисковые работы было уже практически не на что.
В сезон 1996 года в Канаде сибирских геологов опять было трое — в начале июля туда уехал один из наиболее опытных по части поисковых работ сотрудников М. А. Вавилов и минералог, моя бывшая аспирантка Лада Реймерс. Несмотря на очень детальные поиски в районе озера Сиэп Лейк, прямых признаков присутствия нормальных кимберлитовых трубок мы не обнаружили. Руководство компании было в унынии… Но в тот сезон у нас все же были нестандартные и очень важные результаты. Во-первых, впервые в Канаде мы обнаружили кристаллы алмазов вместе с небольшим количеством индикаторных минералов в пробах ледниковых пород, взятых вблизи озера Сиэп Лейк.
Во-вторых, мы установили, что в северной части территории источники алмазов находятся западнее акватории озера. И, наконец, самый главный результат, во многом определивший судьбу этой территории, да и, пожалуй, самой компании в целом был получен за неделю до конца сезона. Ситуация сложилась драматическая. Инвесторы ушли, запас финансовых фондов компании был близок к нулю, президент перенес сильный психологический срыв, серьезно заболел и на много месяцев выбыл из игры.
В общем, стиснув зубы, мы продолжали работы и в самом конце сезона вблизи субмеридиональной разломной зоны на северо-западном побережье озера нашли многочисленные обломки очень странных пород, существенно отличавшихся по внешнему виду от типичных кимберлитов, но явно им родственных. Вместе с Мишей Вавиловым отобрали десятка полтора мелких фрагментов обнаруженных пород общим весом чуть более одного килограмма, раздробили их и я начал очень осторожно промывать в лотке дробленый материал.
Сначала увидел на поверхности лотка достаточно крупный (около одного миллиметра) октаэдр хромита — одного из главных индикаторных материалов кимберлитов, через пару минут в глаза ударил яркий блеск примерно такого же по размеру октаэдрического кристалла алмаза. Дальше промывать образец не стал. Недомытый материал просушили и срочно обработали в нашей лаборатории — в нем оказалось 9 зерен пиропов, 11 — хромитов и 4 кристалла алмаза, причем размеры самого большого достигали двух миллиметров, и все это — всего на килограммовый образец. Через несколько дней я уже был в Ванкувере.
Сделал доклад о проведенной работе и полученных результатах. Негативный ход событий был остановлен, акции компании пошли в гору. И тут подоспели свежие результаты: обогатив пробу весом всего 35 кг мы получили из нее в общей сложности 143 кристалла алмаза. Немедленно организованное на полуострове бурение показало, что мы зацепили практически пластовое по морфологии тело мощностью около 3 метров. Общий образец из разбуренного кимберлита весом в 136 кг дал нам 398 кристаллов алмазов, и это уже было нашей серьезной победой…
Весной 1997 года мы понимали, что уже что-то солидное за душой у нас есть, но всем очень хотелось развить успех. Группа российских геологов была увеличена до шести человек. Помимо Михаила Вавилова, Люси Похиленко и Лады Реймерс я включил в нее опытных полевых геологов, моих спутников по многим якутским экспедициям сотрудника моей лаборатории Сергея Подгорных и директора Центрального Сибирского геологического музея Николая Подгорных. Развитие ситуации было бурным, с яркими событиями, временами прекрасными, временами грустными — это бывает почти всегда, когда ситуация связана с открытиями крупных месторождений, и в особенности золота и алмазов.
Практически нет примеров на Западе, чтобы крупные месторождения оставались бы собственностью первооткрывателей. Так произошло и с нами, но об этом по порядку. В 1998 году мы обогатили две пробы наших кимберлитов практически полукустарным способом, не адаптировав оборудование и обогатительный цикл фабрики к нашей руде, и все равно получили очень хорошие результаты: содержание алмазов в тонне руды больше одного карата (как оказалось впоследствии оно более чем в два раза выше!) при превосходном качестве алмазов. Стало понятно, что мы нашли месторождение, представляющее собой новый тип особо крупных коренных месторождений алмазов…
Началась интенсивная работа в десятикратно увеличивающихся объемах. Практически за год был построен прекрасно оборудованный вахтовый поселок на 150 человек, стационарная взлетно-посадочная полоса для тяжелых транспортных самолетов, современное хранилище горюче-смазочных материалов, обогатительная фабрика производительностью 15 тонн руды в час, пробит в рудном теле полуторакилометровый туннель диаметром 6 метров, обогащены новые пробы кимберлита общим весом шесть тысяч тонн, подтвердившие уникальные характеристики открытого месторождения. Акции компании стремительно росли в цене и очень активно обращались на рынке: в 1999 году сравнительно небольшая компания заняла первое место на Ванкуверской бирже по объему покупок-продаж, что само по себе явилось беспрецедентным событием!
Гром грянул в июне 2000-го. Алмазный монстр — транснациональный концерн "Де Бирс" — объявил о плане покупки нашей компании. Два месяца она трепыхалась, но это была "битва" котенка с тигром — с нами слегка поиграли, дали сладкий пряник и выкинули. Было очень обидно. Ситуация могла быть качественно иной, если бы российская алмазная компания "АЛРОСА" пошла бы с ее возможностями в Канаду. Я передавал вице-президенту информацию об открытии месторождения, дважды пытался заинтересовать проектом президента, но похоже они оба не поверили мне, что на самом деле открыто очень крупное месторождение. Стандартная ситуация — в своем Отечестве пророков нет…"
Компания, которая привлекла к работе русского геолога, была обанкрочена. Ее акции были скуплены, и разработку месторождения начала вездесущая "Де Бирс". А разве могло быть иначе?!
Слава о русском геологе в Канаде устойчива: о нем рассказывает телевидение, пишут газеты, вышла книга.
Несколько лет наши ученые работали в Канаде. А с 2001 года они приезжают туда уже по приглашению "Де Бирс", им как почетным гостям показывают, как эта компания ведет добычу алмазов…
Недавно профессор Н.П. Похиленко летел в Канаду. На несколько дней он задержался в Москве — здесь у него немало забот: прежде всего нужно оформить новые гранты, которые выделяет для его лаборатории РФФИ. Конечно, деньги совсем иные, чем в той же Канаде, но пренебрегать ими нив коем случае нельзя — ведь крупнейшее открытие в истории геологии уже в прошлом…
Мы разговаривали с ученым о разных проблемах, и в первую очередь о судьбе той науки, которую он так блестяще представляет в мире. Я спросил его:
— Вы с какого времени занимаетесь геологией?
— Алмазной? С 1968-го, с третьего курса.
— Почему именно "алмазной"? Она особенная?
— Это связано с глубинным строением Земли, а потому можно и так сказать. А увлек меня академик Владимир Степанович Соболев, который был деканом Новосибирского университета. Еще в 30-х годах он сделал первый прогноз об алмазоносных породах. Эта область геологии специфична, как и нефтяная, как золото. Ведь алмазы могут формироваться в земных условиях только на очень больших глубинах… Его родные братья — сажа, графит, углерод. В алмазе атомы "упакованы" соответствующим образом, и для того, чтобы это сделать, нужны очень большие давления, больше, чем 40 тысяч атмосфер. В Земле они на глубинах 140-150 километров. Там атомы углерода плотно сжимаются, образуются алмазы. Чтобы их вывести на поверхность, нужны магмы, которые образуются еще глубже…
— Вулкан, который поднимает алмазы?
— Именно — "поднимает", так как кристаллы образовались очень давно.
— Это и должен прогнозировать геолог?
— Я работаю в академическом институте, а потому занимаюсь фундаментальными исследованиями. Нас интересуют процессы образования минералов, в том числе и алмазов. А прогнозирование и поиск — это своеобразное "хобби". Главное узнать, как именно происходит образование алмазов. Результаты наших работ — это создание новых методик поиска алмазов. Но мне интересно заниматься и практикой, тут необходима интуиция, опыт, и, наконец, любовь к природе, которая присуща геологам.
— Вы сразу выбрали эту профессию?
— Нет. Я родился и вырос в маленькой глухой сибирской деревне. У нас была только начальная школа. В пятый класс я ходил за пять километров в центральную усадьбу совхоза. Холода были страшные. Трое из нашего класса замерзли… Кстати, в первый класс пошел в шесть лет, так как двоим моим друзьям исполнилось уже по девять. Эта разница в возрасте и сыграла важную роль в моей судьбе. После седьмого класса меня не взяли в школу механизаторов — по возрасту не вышел. Учиться мне нравилось. Директор отцу сказал, что у меня есть способности и надо дальше учиться. Отец этим гордился. Он кузнецом был в деревне. Он меня послал в районный центр, в интернат. Так в 13 лет я стал самостоятельным. Научился на себя рассчитывать. В школе я увлекался радиотехникой, занимался в кружке. Дело это мне нравилось. Учитель, который вел кружок, трагически погиб. Директор попросил меня вести радиокружок. Редактор школьной газеты был, и художником тоже. Еще в опергруппе дежурил. Тогда к нам прислали разных тунеядцев, их из городов направляли к нам на воспитание. Естественно, разные конфликты возникали, вот мы и создали в школе своеобразную дружину. В общем, на все времени и сил хватало…
— Вы с радостью вспоминаете то время?
— Светлые и добрые чувства остались от него. Я не понимаю, почему сейчас так не по-доброму отзываются о школе. Видно, ситуация там изменилась кардинальным образом, если уж "реформировать" ее приходится. И куда же это все приведет нас?!
— В тумане все… У вас не так было?
— Я собирался поступать на факультет промышленной электроники. В Новосибирск приехал с друзьями, которые мечтали стать геологами. В университете экзамены шли пораньше, и за кампанию с приятелями я решил сдавать экзамены. Сдал хорошо. Потом хотел забрать документы и поступать в институт электроники, но в приемной комиссии категорически сказали, чтобы я остался в университете. Думаю, поучусь годок, а потом переведусь… Первый курс закончил, и нас троих, получивших лучшие оценки, направили не на обычную практику, а в настоящую экспедицию. Пошли по реке вверх, почти до Бийска добрались. Очень понравилось! После второго курса я понял окончательно, что геология моя судьба. Я сделал курсовую работу по метеоритам, она попала на глаза академику Соболеву, и он пригласил меня к себе. Он поручил мне заняться кимберлитами…
— Первое знакомство с алмазами?
— Куски пород поднимаются с больших глубин на поверхность, и там следует искать алмазы. Тонкостей в этом процессе множество. К примеру, если подъем будет происходить медленно, то алмаз либо окислится, либо графитизируется. При переходе алмаза через границу в 150 километров он покидает свою зону термодинамической стабильности и попадает в зону стабильности графита. Если температура массы достаточно высокая, то времени у алмаза хватит, чтобы перестроить свою решетку — он становится графитом. Есть такой массив в Марокко, где алмазов в породе было очень много, но все они "переродились" в графиты. И случилось это во время подъема раскаленной массы из глубин к поверхности.
— Очевидно, обидно находить "графитовые алмазы"?
— Это нормально для геологии.
— Вам важно понимать, как развивалась планета?
— Конечно. Алмазы — это свидетели ее развития. Да и, пожалуй, активные участники этого процесса. На первом этапе, когда Земля "слиплась", шла интенсивная бомбардировка астероидами, и это был океан магмы. Потом шло остывание, начала образовываться кора, мантия… На раннем этапе Земля была очень интересная: шли динамичные процессы, образовалась мощная литосфера, где и начали рождаться алмазы…
— Вы увлекаетесь этим этапом жизни Земли?
— Мне в определенной степени повезло. В Америке собралась очень интересная группа исследователей, в которую попал и я. Там было прекрасное изотопное оборудование. Мы набрали образцы из Южной Африки, из Сибири, и начали с ними работать. Нам важно было понять, как именно и когда образовалась литосфера.
— Проще говоря, вы исследуете древние вулканы? Именно в их жерлах и находятся породы, содержащие алмазы?
— Кимберлитовые трубки — это старые вулканы. В частности, для Сибирской платформы три цикла их образования. Одни появились 350-360 миллионов лет назад, и в них есть алмазы. Другие — около 240 миллионов лет, в них алмазов немного. И, наконец, молодые вулканы, юрского периода — 150 миллионов лет — "пустые", в них практически алмазов нет. Так что перспективные именно самые древние вулканы. Но это правило лишь для Сибирской платформы. В других точках Земли ситуация иная… В принципе алмазы есть там, где есть так называемая "древняя платформа" — Северная Америка, Китай, Сибирь, Восточная Европа, в Архангельской области. Кстати, с ней связана любопытная история. Нам прислали образцы пород. Предполагалось, что "следы алмазов" идут с Урала, или притащены ледником из-под Онежского озера. Посмотрели образцы — ничего общего с теми трубками нет. У нас уже был опыт, и мы дали заключение, что где-то неподалеку есть свои алмазоносные породы. Геологи стали работать более тщательно, и вскоре поиски увенчались успехом. Кимберлиты выносят с глубин обломки пород и по ним уже можно судить, где и как искать алмазы. И нужно ли это делать вообще.
— А каков их возраст?
— Изотопные исследования показали, что природные алмазы в основном образовались около трех миллиардов лет назад. Есть и "молодые" алмазы, но это уже особые случаи их образования.
— Вы моделируете эти процессы?
— Конечно. В этой области много оригинальных работ.
— Я знаю, что даже с помощью ядерного взрыва пытались создавать алмазы?
— Взрывные технологии используются. Но получается "алмазная пыль", размеры кристалликов крошечные. А в природе крупные алмазы. Знаменитый из них — с куриное яйцо, весом шестьсот граммов. Это одна треть от расколовшегося кристалла. У нас был обнаружен алмаз приблизительно с килограмм, но качество у него было плохое. У меня в лаборатории есть его обломки по 120 граммов. Средний, обычный вес алмазов в кимберлитах порядка десяти миллиграммов.
— Все-таки алмазная геология элитная?
— Раньше — да, теперь — нет. На одном уровне с "золотарями". Научные организации сейчас рассыпались, многие ребята ушли из геологии, часть из них уехали за границу. Мы тоже начали работать в Канаде не от хорошей жизни. Я стал заведующим лабораторией в 1985- м году. Лаборатория была очень хорошая, молодежная. Средств выделялось достаточно, а потому работа шла хорошо. Но потом все обрушилось. И мы зарабатывали деньги только на контрактах, на договорах. Неразбериха с геологией, отсутствие интереса к нашим исследованиям, — все это стало реальностью в начале 90-х. У меня ушли девять человек. Трое работают за границей — в Южной Африке, Америке и Канаде. Остальные ушли в бизнес, в предприниматели.
— Природные ресурсы мы отдаем в частные руки. А как быть с геологией?
— Ситуация очень опасная — может развалиться наша геологическая школа. У нас огромная страна, но климатические условия не позволяют выращивать ананасы и бананы, так что на сельское хозяйство рассчитывать не приходится. Однако у нас хорошо с природными ресурсами. Ими серьезно занимались в советские времена, когда прекрасно понимали, отчего именно зависит благополучие людей. За десятилетия накапливался опыт, создавались научные школы. Знания нельзя передать только через книги — ребят нужно с собой возить в экспедиции, натаскивать их. Это настолько сложная система, что с наскоку освоить ее невозможно — каждый участок, каждая территория характеризуется своим набором признаков, которые нужно ассимилировать, накапливать, сопоставлять. Здесь нужно знать и химию, и физику, и множество других дисциплин, а также обладать тем наиважнейшим качеством, которое называется "интуицией". Если всего этого нет, то произойдет беда. Нынешние наши нефтяные владельцы, к примеру, пользуются тем, что было найдено и поставлено на баланс в минувшие времена. Они стараются "снять сливки" побыстрее, потому что боятся будущего.
— Чего именно?
— А вдруг отнимут то, что приватизировано незаконно?!
— В алмазной сфере такая же ситуация?
— Открытие наших алмазных месторождений, составляющих основу сырьевой базы, случилось с 1955 по 1975 год. Началось все со знаменитой трубки "Мир", а потом еще несколько сенсационных находок, и все это создавало у людей непосвященных иллюзию о беспредельных богатствах в нашей стране. Но дела обстоят иначе. В 94-95 году было найдено две трубки, но они не решают проблемы. И это уже привело к тому, что в ближайшем будущем добыча алмазов упадет резко. Если считать сегодня, что она составляет 26 процентов от мировых, то разведанных и поставленных на баланс запасов только 10 процентов. Чувствуете разницу?
— И чем это грозит нам?
— Подскочит стоимость алмазов. Идет весьма интенсивная добыча их, а условия усложняются. В трубке "Мир" надо уже переходить на подземную добычу, а это удорожание выемки руды в два-два с половиной раза. Одновременно уменьшается вдвое и количество алмазов. То есть происходит резкое удорожание всей отрасли. Если не будет найдено новое богатое месторождение, то нас ожидает плачевное состояние алмазной отрасли. Мы потеряем свое положение на мировом рынке, а, следовательно, страна лишится одного из эффективных источников дохода.
— Потом начнем искать виновников случившегося?
— Конечно. Хотя главный известен — пренебрежение геологическими исследованиями. Как известно, все начинается с науки.
— У конкурентов именно так?
— Основные из них — "Де Бирс" и канадские фирмы — хорошо это понимают. Более того, они используют ту ситуацию, которая сложилась в России.
— В частности, и на вашем примере?
— Он лучше всего свидетельствует о происходящем в геологической науке, связанной с алмазами.
— А у нас есть такие трубки, как "Мир" и "Удачная"?
— Безусловно. Но мы изменили условия геологических поисков. Территории, где было легко найти новые месторождения, уже тщательно исследованы. Значит, надо переходить на участки, где условия несравненно более тяжелые. Это подразумевает дополнительное финансирование, а денег на такую геологию не выделяется. Существует набор определенных поисковых методов. Их не только нужно развивать, но и создавать новые. А это ресурсы — человеческие и материальные, проще говоря, особое отношение к геологии и геологам.
— Какую роль в этом играет академическая наука?
— Убежден, что основную. К примеру, в той же Канаде успехи в открытии новых месторождений алмазов связаны с маленькими компаниями, которые быстро используют последние достижения науки. Они используют новые идеи, привлекают к работе крупных ученых. Это, на мой взгляд, и определяет то стремительное развитие алмазной промышленности, которое сегодня налицо. Кстати, и в других странах тоже.
— В России мы попали в "золотой век алмазной геологии"…
— Точнее — на его исход, так как начал заниматься алмазами с 1968-го года. Но все "киты", начинавшие эту эпоху, были в рабочем состоянии, держали отрасль на своих плечах, и щедро делились с нами своим опытом и знаниями. "Школа академика Соболева" стала для меня тем самым геологическим университетом, которым я так горжусь. Академик Соболев еще в 1938 году сказал, что алмазы надо искать в Сибири. В 1940 году на совещании в Госплане он настаивал, чтобы каждая экспедиция, работающая на Сибирской платформе, обязательно искала кимберлиты и алмазы. Когда же нашли первые трубки, он не только сам поехал посмотреть, но и своих ближайших учеников нацелил на исследования именно алмазов. Кимберлитовых трубок на территории Якутии очень много — более тысячи, но лишь в пятнадцати есть алмазы. Поэтому надо искать не просто кимберлитовую трубку, а ту, где хорошее содержание алмазов. А для этого нужна хорошая наука. Нам удалось создать методики, которые позволяют прогнозировать это довольно точно. К примеру, сама трубка находится где-то в двадцати километрах, а мы взяли пробы "на хвосте", и по ним уже можем судить — имеет ли смысл продолжать работы или искать дальше.
— Началось все с Якутии?
— Сразу после открытия первых месторождений туда приехали молодые ребята, которые начали их комплексное изучение. Первая монография вышла в 1959 году. И геологи всего мира начали учиться у наших. Это дало импульс для развития алмазной геологии. Началось интенсивное изучение Земли, оно продолжается и сегодня.
— Странно получается: высокого уровня наука достигает у нас, а результаты мы получаем в Канаде?!
— Востребованы ученые именно там. У нас же денег нет. К примеру, по грантам РФФИ я получаю для лаборатории миллион рублей, а из Канады — в несколько раз больше. Помимо этого, сотрудники зарабатывают там за короткое время — считанные месяцы — достаточно, чтобы не думать о том, выплатят здесь зарплату или нет. Я уж не говорю о научных публикациях: работа в Канаде весьма эффективна. Люди работают спокойно, с увлечением.
— То, что вы сделали в Канаде, принципиально новый шаг в геологии?
— Северный район Канады, где найдены алмазы, изучался так сказать "классическими методами", которые создавались у нас и которые наши коллеги там использовали очень широко. Это методики 70-х годов, созданные у нас и широко используемые и в Южной Африке, и в других районах планеты. Я приехал в Канаду в 1994 году, посмотрел, что они делают и пришел к выводу, что искать алмазы следует в других местах.
— Это открытие — сказочная удача, подарок судьбы или все-таки нечто, ожидаемое вами?
— В какой-то мере удача. Однако структуры мне понравились, и это заставило выбрать район, куда мы приехали всего на три дня. Таких структур достаточно много, и далеко не все они связаны с кимберлитами. И вот тут-то главную роль сыграла интуиция, которая появляется с опытом и знаниями. Да и надо уметь рисковать. Как известно, в этом районе уже работали геологи, но ничего не нашли. Причем сначала работали специалисты "Де Бирс", а потом и канадские. В общей сложности более двух лет. Утверждать, что они ошиблись, было слишком рискованно, и не каждый мог бы на такое решиться. Но нужно уметь рисковать и идти против течения, и только подобное может привести к успеху. В данном случае так и произошло, и вот это уже удача!
— "Де Бирс" обязательно упоминается во всех случаях, когда речь идет об алмазах. Будь это Канада, Якутия, Австралия или Африка…
— … и причем очень давно! Даже в те времена, когда весь мир осуждал апартеид в Южной Африке и были санкции ООН… И теми не менее ребят из "Де Бирс" уже в 1978 году я принимал в Новосибирске, угощал их нашими пельменями, которые они с удовольствием уплетали под холодную водочку. Они приезжали к нам как граждане Ботсваны, и в КГБ это прекрасно знали. Они бывали в Новосибирске, в Якутии. Алмазы наше государство продавало через дочерние компании "Де Бирс" в Англии. Мы прекрасно знали всех геологов этой компании, сотрудничали с ними. Ситуация резко изменилась в 94-95-м годах, когда наше правительство, нарушая все договоренности, начало выбрасывать на мировой рынок алмазы в огромных количествах.
— "Огромных"… Это сколько?
— В тоннах!
— Это впечатляет…
— Гохран был очищен полностью. Это очень сильно расшатало рынок, цена алмазов была сильно сброшена…
— И в первую очередь мы потеряли?
— Россия — бесспорно, а некоторые дельцы и так называемые "бизнесмены" — нажились.
— "Де Бирс" — это хорошо или плохо?
— И то, и другое. Однозначного ответа нет. "Хорошо", что они регулируют цены, держат ценовую политику. Если бы их не было, то этот рынок давно уже обрушился. Нашлись бы страны и фирмы, которые ради сиюминутной своей выгоды это сделали бы… В целом, цены на сырые алмазы растут постоянно, и это для нас хорошо. Такую политику осуществляет именно "Де Бирс", и для стран-производителей алмазов она положительная. А "плохо" то, что компания очень агрессивна. Она пытается взять контроль над всей сырьевой базой. Агрессивно ведут себя в Африке, в России, в Канаде.
— И вы на себе в этом убедились?
— Конечно. Когда мы нашли месторождение, поняли, что оно очень серьезное и что нужно создавать рудник. Не буду вдаваться в тонкости организации такого дела, но нужно было порядка 250 миллионов долларов, чтобы добиться желаемого. Такие деньги найти нелегко, и тут же на горизонте появился "Де Бирс". Они внимательно следили за происходящим. И "агрессивность" компании сыграли свою роль. В общем, они "перехватили" наше месторождение, поставили его под свой контроль. Причем для достижения своей цели использовали любые средства…
— Например?
— Они сообщили в печати, что я всех обманываю, мол, привез крупные алмазы из России и подсыпал их в пробы. Первая проба была двести тонн, обогатили и получили хорошие результаты. Вторая проба — уже шесть тысяч тонн. Тут уж стало ясно, что алмазов много и они хорошие. Однако "Де Бирс" запустил дезинформацию, и тем самым удалось снизить стоимость акций. Все эти события развивались на плохом фоне — одна из канадских компаний выпустила акции под якобы богатейшее месторождение золота в Индонезии. Цены сразу же взвинтилась в сотни раз, а потом эта "золотая пирамида" рухнула, так как выяснилось, что золото в пробы подсыпали. На рынке создалась нервозная обстановка. И тут мы появились со своим алмазным месторождением. Ясно, что приходилось бороться с недоверием к открытию. Битву за месторождение мы проиграли.
— Ваше положение в этот момент?
— Главный консультирующий геолог компании. Мне принадлежало несколько процентов акций. Срок жизни рудника порядка 25 лет. Нетрудно подсчитать, что в этом случае наша лаборатория имела бы порядка полумиллиона долларов в год. К сожалению, этого не случилось. Рынок есть рынок, мы проиграли, а не выиграли. Такое в том мире, где мы теперь живем и работаем случается постоянно, и к этому надо привыкать. Акции я вынужден был продать. На этом моя роль "первооткрывателя" завершилась.
— А новый хозяин месторождения — "Де Бирс" — как к вам относится?
— С уважением. Обычно "чужих" специалистов они на свои рудники не пускают. Для меня сделали исключение, значит, считают "своим". А рудник, конечно же, удивляет. Там огромный тоннель, по которому снуют мощные машины. Есть большие залы… Сооружение циклопическое… И все это находится под озером.
— А экология?
— Никаких терриконов нет. Извлекли породу, выбрали алмазы, а затем породу вновь вернули. Когда эксплуатация рудника завершится, вход будет закрыт, и следов на поверхности земли не останется.
— И это все входит в стоимость алмазов?
— Не только это, но и возведение поселка, аэродрома, всей инфраструктуры! Себестоимость всех работ в пересчете на одну тонну составляет 40 долларов, а алмазов в ней как минимум на 250 долларов. Таким образом, прибыль больше 200 долларов на тонну. А в год выемка два миллионов тонн…
— Такого типа месторождения будут только в Канаде?
— Нет. Похожие условия есть в разных местах планеты. Думаю, что и у нас в Якутии есть такие месторождения. Будем искать!