Версия для печати
Вернуться к списку

Элита боится конкуренции

Известия: Михаил Константинович, согласны ли вы с мнением, что за 20 лет жизни без СССР русский характер практически не изменился, разве что несколько вырос уровень нетерпимости?

Михаил Горшков: Согласен. Но с чем я категорически не согласен - что вырос в обществе уровень нетерпимости. Он мог вырасти лишь в локальных группах, которые имеют свою внутреннюю частную идеологию. Но это не есть явление массового сознания. Я знаю эти исследования, но автоматически переносить вспышки некой агрессии из малых групп на большие - это, знаете, очень серьезный подвох, имеющий политические последствия. Вот что действительно произошло - поднялся градус общественной раздражительности.

и: Что людей раздражает?

Горшков: Например, элитарная реклама. Я понимаю - гречку рекламировать. Но при средней зарплате в 20 тыс. рублей показывать по ТВ яхты, дальние путешествия, мебель от 15-20 тысяч долларов и выше просто неуместно. Раздражают нескончаемые пробки на дорогах, безответственная болтовня политиков и так далее. Много есть вещей, которые не вызывают приступа нетерпимости и желания пойти на баррикады, но щекочут нервы.

и: В чем конкретно это выражается? В разговорах на кухнях или в манифестациях на площадях? То есть - в словах или в действиях?

Горшков: В основном в словах. Очень редко в действиях. Есть, скажем, примеры, когда человек, не выдерживая нервного напряжения в пробке, свою раздражительность выплескивает на впереди идущую машину, которая тормозит через каждые 30 секунд, водители выбегают из автомобилей, и начинается драка. Я несколько раз такие вещи видел. Но опять-таки - разве можно подобное принимать за массовое явление? Это особенности внутреннего самочувствия человека.

и: Можно ли назвать проявлением общественной раздражительности акцию "синих ведерок" и другие выступления против "мигалок"?

Горшков: Это уже не раздражительность, а социальный протест. Его еще называют движением одного требования. Когда людей объединяет одна проблема, появляется локальная группа протестующих. Это гораздо глубже и в отличие от раздражительности окрашивается в политические тона. Например, то, что было в Южном Бутове. Или Химкинский лес. Но все это не массовые движения протеста. А локальные.

и: Но их много.

Горшков: Да, много. По разным поводам и мотивам. Но попробуйте их соединить. Проблема с лесом что, только в Подмосковье? Нет. А кто их объединит? Массового движения не получается. Это на сегодняшний день практически нереально.

и: Почему?

Горшков: Потому же, почему в свое время нереально было реализоваться идее Григория Явлинского о создании в России партии среднего класса. Мы с ним тогда, в середине 90-х, на ряде "круглых столов" много спорили. Он говорил: "Ты что, не видишь, в стране начинает появляться зажиточный слоек, возникает у него своя идеология, свое отношение к жизни. Спокойное, умеренное, нереволюционное". Я возражал: "Все правильно. По книжке, по теории - ну все гениально. Но объединить их у тебя не получится".

Почему? А давайте посмотрим на структуру тех людей, которые могут относиться к среднему классу. Предприниматели, руководящие сотрудники ведомств, частных компаний и банков, начальники департаментов и отделов. Военнослужащие, начиная с майора. Дети благополучных семей, пенсионеры, у которых большая пенсия. Да, по материально-душевому уровню они могут быть сопоставимы. Но по мировоззрению никогда их не усадишь в одну лодку. Они либо дырок наделают и вместе с лодкой пойдут ко дну, либо попросят другие лодочки и разлетятся в разные стороны. "Нет, мы все равно своего добьемся", - говорил Явлинский. Ну и чего он добился?

и: Получается, и сегодняшние локальные группы протеста тоже как лебедь, рак и щука?

Горшков: Да. В каждой из них люди с разным жизненным опытом. И каждый на

В общество входит новое поколение людей, у которых градус терпимости понижен. Столько, сколько старшие, они терпеть не будут. Это положительный признак. Потому что на терпимости народа строились многие другие попытки проведения реформ в Россиисамом деле отстаивает в этом движении свой интерес. Один сосед - свою собственность, которую он своими руками создавал, второй заботится о том, чтобы его потом не тронули, третий - о детях. И так далее. У каждого своя правда.

и: Вы сказали, что уровень нетерпимости не вырос. А с терпимостью за 20 лет что-нибудь произошло?

Горшков: Она была и остается коренной чертой русского характера. Общество ее воспроизводит. И лучшее доказательство этого - первые годы российских реформ. Вспомните, реакция на шоковую терапию оказалась удивительно терпимой. В другой бы стране, возьмите ту же Польшу, такой терпимости вы бы не увидели. На чем в свое время Лех Валенса и сыграл.

и: То есть терпимости не стало меньше, не стало больше, она никак не видоизменилась?

Горшков: По большому счету, нет. Другое дело, что в общество входит новое поколение людей, у которых градус терпимости понижен. Столько, сколько старшие, они терпеть не будут. Это положительный признак. Потому что на терпимости народа строились многие другие попытки проведения реформ в России. Те же первые пятилетки. Восстановление народного хозяйства - дело святое, но сколько сил и воли нужно было проявить тем людям, которые после Великой Отечественной войны восстанавливали страну.

Поэтому у старшего поколения образовался ген терпимости. Я ни разу этого термина не видел, но как социолог и социальный психолог имею на него право. Этот ген отчасти передается молодым поколениям. Только он свойственен определенной социальной среде. Он в более явном виде переносится в семьях со скромным достатком, в глубинке, там, где низкий уровень жизни, где, извините, детей в марлевые пеленочки укладывают, потому что на памперсы денег нет. В российском обществе еще долго - за 20-30 лет ручаюсь - этот ген будет воспроизводить себе подобных, и доля особого терпимого населения будет оставаться высокой, пока не исчезнет сама причина терпеть. Ведь мы терпим не потому, что хотим лишений, а потому, что условия заставляют.

и: Много ли в России тех, в ком сидит ген терпимости?

Горшков: Эта среда очень значительна в России. Каждый третий россиянин живет в малом городе численностью до 100 тысяч человек. Там своя аура, свой менталитет. Например, в поиске работы. По нашим данным, около 60% тех, кто в разгар кризиса (2008-й) ее потерял в малых городах, не смогли трудоустроиться. А вот где быстрее всего будет исчезать ген терпимости - это, конечно, крупные города. Пока еще пенсионеры, составляющие значительную часть, живы, более-менее ситуация держится. Но та новая молодежь, о которой я говорил, какие-то казусы и лишения может уже не терпеть. Я не хочу сказать, что будет то же самое, что в Париже, когда переворачивали машины, но тем не менее.

и: Согласны ли вы с точкой зрения, которую высказывают некоторые эксперты, что модернизации мешает архаичность российского народа?

Горшков: Если под архаичностью понимать медлительность, некую неразворотливость, невысокую степень трудолюбия части населения, то все это есть. Но не это определяет облик архетипа. Поэтому обвинять все общество и рисовать его одной краской в научном плане неверно, а в политическом - просто вредно. В этом случае рисуется общество полных баранов, извините за не очень научный лексикон, которое ни к чему непригодно. Это не так хотя бы потому, что в ходе реформ, наряду со многими проблемами и негативами, появилось одно очень интересное явление - 90% выпускников школ захотели пойти в вузы. В иерархии ценностей произошел перелом. Образование вошло в пятерку высших жизненных приоритетов.

Кроме того, ни в одной модернизации не было задействовано все население. Всегда определялась движущая сила, которая тащила за собой остальные слои общества. В России есть такой "мотор" - средний класс. Перед кризисом (летом 2008-го) себя относили к среднему классу 32% граждан страны. Для пореформенного состояния России - большая цифра. Во время кризиса она упала на 10%, но сейчас восстанавливается. Прибавьте сюда тех, кто составляет не ядро, а периферию среднего класса (люди, которые, к примеру, получают не 15 тыс. рублей на душу в семье в месяц, а 13 тыс.). Если в целом посчитать, то получится порядка 38-40% населения, которое признается, что не нуждается в помощи государства. Они просят одного - не мешать им жить и работать. Эти люди научились создавать свое семейное счастье собственными руками. Формирование такой группы людей - главное достижение пореформенной России. Эти люди и есть основная движущая сила модернизации. Вот тут нужна огромная организационно-политическая работа от государства.

и: И они побегут в модернизацию, как в новый Клондайк, как выразился недавно первый замглавы администрации президента Владислав Сурков?

Горшков: Бежать они не будут. Но их можно и нужно сделать заинтересованными в модернизации. Сделать это не очень сложно. Нужно показать отдельным группам среднего класса (это же разнородная публика), в чем конкретно их интерес. Например, в чем он у представителей правоохранительных органов? В повышении зарплаты в ходе реформы милиции. Молодежь. Сколько ее представителей в "Сколково" попадет? А сколько не попадет? И что, те, кто не попал, будут обречены? Нет, конечно. Так покажите молодежи перспективы. Но никто их не показывает. Вы давно читали материалы о том, как вузы трудоустраивают своих студентов? Это времена давно прошедших эпох.

Еще один резерв - носители модернистского сознания. Оно опирается на индивидуализм, на то, что при решении личных задач человек готов поработать на общество. И есть носители традиционалистского сознания - они патерналисты и сторонники коллективизма. Сказать, что эти массы однородны, я не могу. К модернистам могут относиться и выходцы из дворников (я таких знаю), а среди традиционалистов вижу не только пенсионеров. По нашим данным, там процентов 20-25 молодых людей до 25 лет, они воспроизводят принципы и идеи традиционализма в своей повседневной жизни, в мировоззрении, идеологии, поведении.

и: Наша политическая элита - больше модернисты или традиционалисты?

Горшков: Больше модернисты. Вы просто прикиньте, у кого из них дети учатся в России, а у кого - за рубежом. И все сразу поймете.

и: Как бы вы оценили отношение политической элиты к тем переменам, которые объявил Дмитрий Медведев, - она ждет их или боится?

Горшков: Исходя из экспертных опросов, которые мы проводим, можно сделать вывод: не вся политическая элита заинтересована в переменах. Значительная ее часть боится конкуренции и не уверена в собственных силах. С точки зрения конкуренции интеллекта - а он на определенном этапе будет выходить в разряд первого и главного условия продвижения человека по карьерной лестнице в процессе модернизации страны - ставка будет естественным образом делаться не просто на более богатого или более сильного, а на более умного, образованного человека. И поверьте, значительная часть элиты, которую вы сегодня знаете в глаза и по фамилии, в этих списках не окажется.

Чем еще грешит наша элита - она не улавливает новые веяния и динамику массового сознания, которое реально имеет место быть. Например, россиян обвиняли и продолжают обвинять в том, что они требуют всеобщего социального равенства. Но те, кто так говорит, не читают трудов социологов. С середины 90-х годов и по сей день, по всем нашим исследованиям, социальное равенство трактуется 75% россиян как равенство жизненных шансов, которое государство должно предоставлять человеку. Условно, мы вышли с вами на стадион, дан сигнал для бега. Кто из нас с вами быстрее добежит до финиша? Это вопрос способностей, возможностей и условий среды человека. Вот смысл равенства в понимании большинства россиян. Кстати, и в понятие модернизации большинство граждан вкладывают именно такой смысл - нужно обеспечить в России равенство всех перед законом и социальную справедливость.