Версия для печати
Вернуться к списку

«Т-34 потоком пошли на фронт благодаря сварке Патонов»

«Вместе со своим отцом Евгением Оскаровичем он работал во время войны на «Уралвагонзаводе», где делали легендарные «тридцатьчетверки». «Шов Патона» оказался крепче самой брони, защищая жизни танкистов. Это был великий вклад в Победу!» – сказал газете ВЗГЛЯД российский академик Геннадий Месяц, поделившийся своими воспоминаниями об ученом в связи со смертью главы Академии наук Украины Бориса Патона.

Владимир Путин выразил свои соболезнования в связи со смертью академика Бориса Патона, бессменного руководителя Национальной академии наук Украины (НАН) с 1962 года. Глава государства и академик были знакомы, отметил в своем комментарии пресс-секретарь российского лидера Дмитрий Песков. «Патон всегда был сторонником сохранения и развития общего научного пространства, что очень ценил наш президент», – подчеркнул Песков.

Выдающийся физик и инженер Патон скончался накануне, на 102-м году жизни. Возглавлявший украинскую Академию наук в течение 60 лет, он был автором более чем тысячи научных публикаций, связанных с изучением технологий металлургии. Он был удостоен Сталинской и Ленинской премий, стал дважды Героем Социалистического Труда, а после распада СССР приложил немало усилий к сохранению единства научного сообщества бывших союзных республик.

Не менее известен и отец Бориса Патона – Евгений Оскарович Патон, также академик и Герой Социалистического Труда. Патон-старший руководил созданием проектов более сотни сварных мостов, среди них – знаменитый цельносварной мост через Днепр в Киеве, который носит имя создателя.

О том, какой вклад внесла династия Патонов в общее научное наследие России и Украины, газета ВЗГЛЯД побеседовала с бывшим вице-президентом РАН, доктором технических наук, академиком Геннадием Месяцем.

ВЗГЛЯД: Геннадий Андреевич, Борис Патон еще при жизни был признан знаковой фигурой в науке. Но в какой ряд его уместнее поставить – он был теоретиком, как Ландау или Капица, или скорее практиком, как Королев или Курчатов?

Геннадий Месяц: Борис Евгеньевич был практиком, ученым-прикладником, который фактически создал электросварку. Это такого склада человек, который идеи превращает в готовые вещи.

Во время войны он вместе со своим отцом Евгением Оскаровичем работал на Уральском танковом заводе в Нижнем Тагиле (нынешнем «Уралвагонзаводе»), где делали легендарные Т-34. Здесь, благодаря разработкам Евгения Патона, впервые стали делать танки не на заклепках, а на сварке. «Шов Патона» оказался крепче самой брони, что помогало защитить танкистов.

Кроме того, благодаря созданной Евгением и Борисом Патонами автоматической сварке на танковом конвейере смогли работать даже подростки – и «тридцатьчетверки» потоком пошли на фронт. Это был великий вклад в Победу! Отец стал академиком по заслугам. Борис Евгеньевич с 1962 года и фактически до 100 лет возглавлял украинскую Академию наук.

ВЗГЛЯД: Какие достижения самого Бориса Патона вы бы назвали основными?

Г. М.: Благодаря его разработкам возможна подводная сварка, сварочные работы в космосе – такие вещи, которых не было никогда. Развил он и конвейерные сварочные системы. На любой стройке в мире, где используется сварка, обязательно используются наработки Бориса Евгеньевича.

ВЗГЛЯД: Казалось бы, сварка – исключительно прикладное направление. Возможно ли на ней построить научную судьбу?

Г. М.: Ну что вы! Сварка – это целая «научная галактика». Гигантский вклад Бориса Патона в мировые технологии в том, что он досконально изучил физику сварки: какие физические процессы происходят в местах стыковки электрода и материала – там высокая плотность энергии, давление в сотни тысяч атмосфер, электрические взрывы. Это совершенно потрясающая физика, которая до сих пор до конца не разгадана. И он очень многое сделал не только в технике, но именно в сварочной науке.

Я в свое время в какой-то мере тоже этим занимался. Нам удалось установить природу электрической дуги, которая связана с электрическими взрывами струй металла. Но он придумывал, как и что делать. А сегодня это уже в технологиях, и работает.

ВЗГЛЯД: Вам доводилось лично общаться с Борисом Евгеньевичем? Что это был за человек?

Г. М.: Есть люди, которых можно назвать эталоном совести, которые всегда думают, что говорят, чтобы никого случайно не оскорбить, не задеть. Он был человеком исключительно порядочным. Не вмешивался ни в какие склоки, хотя их было много вокруг него.

Мои предки – из Малороссии, из Черниговской области, и Патон относился ко мне очень дружески, по-отцовски. В 1979 году, когда я был избран членом-корреспондентом АН СССР, он приглашал меня к себе в институт работать. Мы с ним вместе бывали во многих местах. Однажды в 1988 году были в Америке. Очень много говорили тогда про будущее России.

Когда Борису Евгеньевичу было 80 лет, его наградили российским орденом «За заслуги перед Отечеством». Он ведь умер не только академиком Украины, он был членом Академии наук СССР, РАН, членом президиума. Было время, когда уходил Келдыш, я знаю, что ему предлагали стать президентом Академии наук СССР. Он отказался. Он был украинцем, и ему хотелось быть там. На это место был избран Анатолий Александров – тоже человек великий.

ВЗГЛЯД: Владимир Зеленский, выражая соболезнования, сделал акцент на том, что Патон – именно украинский ученый. Академик, как известно, остро переживал подъем агрессивного украинского национализма, разлад с Россией. При этом ему было присвоено звание Героя Украины, а все последние президенты Незалежной называли его гордостью именно украинской науки. Как он к этому относился?

Г. М.: Да, он очень переживал из-за происходящего. Я думаю, что

он был искренним патриотом Украины, но очень любил Россию и при этом был человеком родом из Советского Союза.

Когда Борису Евгеньевичу исполнилось 100 лет, мы хотели его поздравить, и на заседании президиума РАН позвонили, говорили с ним, выступали с темами президиума.

Тогда еще был жив Жорес Иванович Алферов. Они тоже очень дружили с Борисом Евгеньевичем. И Патон тогда сказал: «Ребята, у вас все еще неплохо, у вас еще есть академия, у академии есть деньги». У них же ситуация была очень плохая – на науку ничего не давали, все развалили, а ведь были такие выдающиеся люди, такая академия была замечательная.

ВЗГЛЯД: А какие у него были отношения с политиками Украины?

Г. М.: Он очень сдержанно относился к властям. Я помню, был на одном из собраний у них. Как раз мы приехали на заседание МААН (Международной ассоциации академий наук). А тогда возникла ссора между Тимошенко, Ющенко и Кучмой.

Сначала один выступил – и ушел, потом другой. То есть они не могли быть вместе. Его это очень напрягало. Он сказал мне тогда: «Вот, Геннадий, до чего дожили – даже не можем друг друга выслушать».

Патона любили в России – он получил Демидовскую премию, международную премию «Глобальная энергия». Все, что в его патентах – все работает на практике. Я помню, в советское время в каждом министерстве – радиопромышленности, атомной энергии – были свои институты сварки. Это колоссальный опыт. И это в какой-то мере его школа.

ВЗГЛЯД: Вы упомянули МААН, инициатором создания которой в начале 1990-х был Патон. Удалось ли после распада Советского Союза и упразднения АН СССР как-то «купировать» разбегание академий бывших союзных республик?

Г. М.: Патон долго ею руководил. Только два-три года назад уступил это место представителю Белоруссии. И руководил не формально – регулярно собирал нас, мы разрабатывали общие планы, делились впечатлениями.

ВЗГЛЯД: В лице отца и сына Патонов мы видим уникальную научную династию, развивавшую одно и то же направление. А кто из них для науки более ценен?

Г. М.: Эпохи у них были разные. Патон-старший разработал уникальную конструкцию – сварной мост, придумал уже упомянутый сварной шов. Но сын, который со студенческой скамьи следовал за отцом, колоссально продвинул исследование, довел его до выдающегося совершенства.

ВЗГЛЯД: Предполагается ли какое-то увековечивание памяти Патона в России?

Г. М.: У нас это будет обсуждаться. Я думаю, что это возможно. Академия к нему относилась как к родному отцу или дедушке. Я был очень расстроен, когда увидел вчера это сообщение. Говорил с президентом нашей академии Александром Сергеевым. Думали послать человека в Киев на похороны, но потом пришли к выводу, что это слишком проблематично. Коллеги из НАН отсоветовали там появляться людям из Москвы. В итоге отправили телеграмму с соболезнованиями.

Безусловно, умер великий ученый, который занимался не только наукой, но и технологиями на самом высоком уровне. Это был человек, который был патриотом Советского Союза. Он также останется и в истории российской науки, ведь он был членом президиума Академии наук СССР, причем более полувека.