Версия для печати
Вернуться к списку

ЕЛЕНА ВАРТАНОВА: ЛУЧШАЯ СТРАТЕГИЯ БОРЬБЫ С ЛЖЕНАУКОЙ – РАССКАЗЫВАТЬ ОБЩЕСТВУ О НАУКЕ ПОДЛИННОЙ

Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова и Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме РАН реализуют совместный проект, который призван противодействовать лженауке в России.

«Лженаука» — эмоционально нагруженный, неоднозначный термин. В Советском Союзе лженаукой объявляли генетику, а недавно в Узбекистане назвали лженаукой политологию и отменили ее преподавание в вузах. С чем именно борется комиссия РАН?

Действительно, мы знаем много примеров, когда это понятие использовалось в политических целях. Но в данном случае никакой политики – достаточно посмотреть на историю возникновения комиссии.

Комиссия при Президиуме Российской академии наук по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований появилась в девяностых годах. Это было тяжелое время: терялись ценностные ориентиры, наука осталась без финансирования, резко снизился ее социальный престиж. Дикий рынок вывел на поверхность вместо ученого фигуру околонаучного предпринимателя, идеи которого не проходили серьезную научно-технологическую экспертизу.

Появились различные хироманты, астрологи, гадалки, которые «помогали» людям бороться за их здоровье немедицинскими методами, и это бывало зачастую просто опасно.

Все это вылилось в то, что публичное пространство заполонили мошенники, фальсификаторы, просто недостаточно грамотные люди, стремившиеся к коммерческому успеху. Отсюда такие формулировки, которые режут ухо: ученые просто не видели иной возможности противостоять потоку непрофессионализма, за исключением публичной войны. Именно тогда стали использовать понятие «лженаука».

Кто был инициатором создания комиссии?

Академик Гинзбург, лауреат Нобелевской премии, выдающий физик, пассионарный человек. Он выступил с идеей борьбы с теми, кто, прикрываясь научными концепциями и фразеологией, пытается продвинуть в публичное пространство свои проекты, «продать» их чиновникам, которые в тот момент не имели достаточной структуры научной экспертизы, и получить государственное финансирование.

Сегодня, помимо ведения «военных действий», у комиссии есть другие задачи и полномочия – например, быть экспертным органом при распределении государственных грантов на науку?

Нет, никакого официального статуса экспертного органа у нее нет. Это во многом добровольная деятельность академиков. Они готовы выступать и выступают с экспертизой проектов, вызывающих широкий общественный резонанс.

Самый известный пример – история с фильтрами Петрика. Было довольно много дискуссий, связанных с водой, эффективностью гомеопатии, разного рода знахарями. Они объявлялись как решение всех проблем, и научному сообществу приходилось прилагать немало усилий, чтобы отстоять истину.

Вообще, одно из главных направлений работы комиссии сегодня – это медицина. Известно, что фармацевтические компании сейчас являются главным рекламодателем на рынке, и нужно быть очень осторожным, чтобы не стать жертвой недобросовестных фирм, выпускающих биодобавки под видом лекарств. Академики готовы бороться и выступать на этот счет.

Что должна быть за история, чтобы комиссия обратила на нее внимание? Она должна быть достаточно громкой или претендовать на государственные деньги?

Конечно, академики обращают внимание на наиболее публичные случаи. Одной из главных мотиваций для раскручивания острых дел является попытка получить значительное государственное финансирование под сомнительные проекты. И в этом смысле мотивацией для комиссии является шум в прессе.

Комиссия сама анализирует, насколько, с ее точки зрения, данный проект научен, реалистичен, технологичен в соотнесении с имеющимися сегодня в науке наработками. Часто в комиссию обращаются социально активные люди, которые узнают о не таких громких случаях научных проявлений. Каждый случай разбирается комиссией отдельно.

Нужно знать все подробности, чтобы сделать заключение, скажем, о том, дурная это воля или проплаченная коммерческая акция, когда врач вместо серьезного лекарства выписывает препарат определенной фирмы, которая с ним работает.

Вы не опасаетесь, что комиссия сыграет роль реакционного органа, выступающего против революционных идей? Вперед науку двигают именно идеи, на первый взгляд кажущиеся безумными.

Есть важный философский подход, который мы вместе с комиссией разделяем и исповедуем.

Наука – сложное явление. Очень часто на переднем крае науки возникают непроверенные идеи. Они могут оказаться прорывным открытием, а могут – полной бессмыслицей. Многие ученые опровергают, фактически, развенчивают свои собственные гипотезы последующими исследованиями.

Можно ли считать лженаукой появление новых идей? Это всегда сложный вопрос. В состав комиссии входят признанные ученые – физики, медики, философы. Эти люди прекрасно знают, что наука рождается и развивается, когда появляются сумасшедшие идеи. Если эти идеи доказываются, происходит смена парадигмы. За ними ученые внимательно следят. А борются с тем, что противоречит устоявшейся научной практике и здравому смыслу.

И все же, каковы критерии, позволяющие отделить лженауку от прорывной идеи?

У комиссии есть своего рода дорожная карта таких критериев. И это не столько верификация идеи, сколько базы, на которой она произрастает. Определение достоверности научного поиска. Своего рода тест из 18 вопросов, позволяющий оценить, может ли предлагаемая новая разработка быть всерьез рассмотрена.

Добросовестность, достоверность, включенность создателя в научное академическое сообщество, наличие у него достаточной теоретической подготовки и объема наработок для того, чтобы заявлять о радикальных прорывах. Многие проекты типа фильтров Петрика отсекаются уже на этом уровне.

Проблема в том, что о комиссии мало знают, и она не может давать серьезную экспертизу просто потому, что к ней не обращаются.

Звучит странно: вдумчивые читатели с удовольствием прочтут адекватный комментарий эксперта к очередной сенсации, а любое серьезное издание будет счастливо иметь в редакции список телефонов людей, способных это прокомментировать.

Здесь мы подошли к другой серьезной проблеме: медиатизации деятельности комиссии. И к качеству научной журналистики в России сегодня.

Когда в 90-е годы в публичном пространстве произошло снижение статуса науки, случилось и снижение экспертного уровня многих тематических сфер журналистики. О науке, культуре, социальных вопросах стали писать меньше, потому что темы сложные, и раскрыть их, избегая скандальных поворотов, нелегко. Здесь требуется вдумчивость и определенные знания поля. И если спрос, скажем, на качественных деловых или спортивных журналистов позже наметился, то тема науки ушла из мейнстрима.

Более того, научный журналист – очень сложный тип журналиста. С одной стороны, он должен неплохо понимать карту современной науки. Он должен знать экспертов. А вот эксперты не всегда жалуют журналистов.

Это же классика: профессор Челленджер в романе Конана Дойля «Затерянный мир» спустил начинающего репортера с лестницы…

Ученые – люди скептические. Они ориентированы на результат своей работы и часто не готовы рассказывать о ней раньше времени. Поэтому даже члены нашей комиссии не всегда готовы общаться с обычным, универсальным журналистом.

Классические ученые, занимающиеся фундаментальной наукой, считают, что лучше вообще ни с кем не разговаривать, не выпускать информацию никуда, чем поговорить с журналистом, который все перепутает, неправильно поймет и неправильно изложит. Девяностые годы, когда и у науки, и у журналистики возникли свои проблемы, создали своего рода пропасть между этими двумя сферами.

Вы надеетесь ее преодолеть?

Надеемся. Потому что уверены, что самое эффективное стратегия борьбы с лженаукой – это популяризация науки.

В последние пять лет мы видим, как у ученых возникает интерес к взаимодействию с журналистами. Правда, главным образом, у тех, кто работает на стыке инноваций, технологий и науки – не у фундаментальных исследователей, которые по-прежнему не склонны к коммуникации. Это вопрос репутации компании, привлечения финансирования, инвестиций.

Кстати, на Западе ученые уже переросли эту «детскую болезнь». Там давно, более 30 лет в университетах существует программа Science Journalism. И ученых еще во время учебы готовят к необходимости рассказывать обществу о своих работах. У них это даже в контракте есть.

В западной традиции открытость науки в ХХ веке стала важным условием ее существования. Финансирование научных проектов зависит от грантов, получение которых, в свою очередь, связано с экспертной оценкой и публичностью. Мы только начинаем выстраивать эту непростую систему. Но я уверена, что роль научной коммуникации будет важна.

Какова практическая роль журфака в решении непростой задачи «подружить» журналистов и ученых?

Мы в данном случае выступаем агентами, операторами государственного контракта, который был сформирован в Министерстве образования и науки. Государство решило, что сегодня ученым необходимо не только в узком кругу давать более-менее объективные оценки разного рода научным идеям, но и информировать широкую публику.

Свою задачу мы видим достаточно широко: создание пула научных журналистов, который завоюет доверие ученых и будет выступать своего рода коммуникатором между научным сообществом и публикой.

Московский университет – идеальное место для такой задачи: мы живем в рамках концепции научного универсума – здесь представлены все науки. И даже создание новых факультетов связано с тем, что университет ищет незаполненные ниши. Кому как ни студентам университета простраивать связи с нашими учеными?

Вы будете учить студентов писать о науке?

Мы уже этим занимаемся. В этом году запускается Школа научной журналистики, созданная совместно с журналами «Кот Шредингера», «Русский репортер», «Огонек», «Наука и жизнь», Lenta.ru и Газета.ru. Просто, увлекательно и интересно рассказывать о науке будут учить студентов со всех факультетов МГУ, прошедших отбор. Слушателей ждет и теория журналистики, и авторские курсы научных журналистов, и научно-популярный лекторий с участием ведущих ученых, практика в одном из СМИ-участников проекта.

Презентация школы научной журналистики прошла в рамках Всероссийского фестиваля науки 11 октября. Для тех, кто пока еще не является студентом Московского университета, но уже стал его абитуриентом, в рамках Школы юного журналиста, базирующейся на факультете журналистики, открылась Школа юного научного журналиста, ориентированная на учеников 9-11 классов. Их познакомят с основными направлениями научной деятельности современных исследователей, предоставят возможность пообщаться с выдающимися отечественными учеными и журналистами, рассказывающими о науке в ведущих российских СМИ.

Также силами факультета журналистики создан информационный портал «Лаборатория научной журналистики», посвященный популяризации науки и противодействию лженаучной и псевдонаучной информации. На журфаке постоянно организуются открытые лекции, мастер-классы ведущих ученых, в том числе входящих в состав комиссии. Готовится к публикации книга д.ф.н. Кувакина Валерия Александровича (член Комиссии по борьбе с лженаукой). Десятки материалов по теме популяризации науки и противодействия лженаучным течениям опубликованы в российских и зарубежных СМИ.

Со стороны задача выглядит неподъемной: необходимо не только вырастить новое поколение журналистов, способных компетентно писать о науке, но и преодолеть недоверие и замкнутость ученых. Что дает вам основания для оптимизма?

Мы находимся в процессе смены поколений в науке: в эту сферу приходят молодые люди, родившиеся в цифровую эпоху. Современный ученый более открыт, чем ученый классический.

На примере своих студентов мы видим, что они уже digital natives – цифровые аборигены. Люди, чувствующие себя комфортно в цифровом публичном пространстве. Для них коммуникация с внешним миром, в социальных сетях, с профессионалами медийной сферы не составляет проблемы. Более того, у них по-другому устроены мозги.

Одно из многообещающих направлений финансирования науки – это краудфандинг. На одной из наших публичных лекций выступал биолог, который рассказал об опыте успешного сбора средств на экспедицию по поиску редких животных. В обмен ученые обязались рассказывать о ходе экспедиции – и собрали 3 млн рублей, которых им хватило на начальный этап. Это новая модель финансирования, когда общество в лице отдельных людей дает средства, а ученые рассказывают о своей деятельности.

Думаю, что задача в этом смысле – просто не потерять, собрать в одном месте тех, кто готов делать науку в условиях открытости, и журналистов, способных выбрать из массы проектов действительно научные, социально значимые и отторгать лженаучные. Думаю, у нас все получится – хотя, возможно, и не сразу.