Версия для печати
Вернуться к списку

«Знаете, и в лаптях можно ходить!» Российские учёные — о том, реально ли их «отменяют» на Западе

После решения Минобрнауки российские учёные больше не обязаны отчитываться о публикациях в иностранных журналах, индексируемых в международных базах данных Web of Science и Scopus. «Фонтанка» попробовала выяснить, что об этом думают исследователи из разных областей.

Сразу после заявления Минобра государственные СМИ начали писать о том, что учёные из России массово сталкиваются на Западе с отказами в публикациях. В качестве одного из таких примеров приводили ведущего научного сотрудника лаборатории молекулярной спектроскопии химического факультета МГУ Вадима Батаева, рецензию которого отказались публиковать в Journal of Molecular Structure. Как пишет в Facebook учёный, в ответ на рецензию ему прислали письмо о «решении запретить рукописи, поступившие из российских учреждений». Позже с Батаевым связались представители издательского дома Elsevier и заверили, что они были не в курсе решения выпускаемого ими журнала, не согласны с ним и собираются разобраться в ситуации. Чем закончилась эта история — неизвестно. Сам Батаев отвечать на вопросы «Фонтанки» отказался.

Но очевидно, что международные связи российской науки с мировым сообществом постепенно ослабевают. Медицинский журнал The Lancet, хоть и продолжает принимать статьи из России, выпустил заявление о необходимости приостановить официальные отношения между российскими и зарубежными университетами. Компания Clarivate, которой принадлежит база Web of Science, сообщила о прекращении своей работы в России. Власти РФ намекают, что страна справится и без иностранных баз данных и журналов, но учёные, кажется, этот энтузиазм не разделяют.

«Мои сотрудники и коллеги не намерены ничего менять»

Доктор технических наук и заведующий кафедрой теоретической кибернетики СПбГУ Александр Фрадков считает, что сложности с публикациями в иностранных журналах в основном связаны с недостаточно высоким уровнем статей российских учёных, а одиночные политические отказы являются скорее исключением из правил. «Случаи, когда мне отказывали в публикации, рецензии плохие [приходили] — это, я считаю, наша вина, авторов. Значит, были недостаточно хорошие статьи. Во многих случаях, когда авторы наши жалуются, — именно эта ситуация. <...> Какие-то отдельные случаи [бывают], есть люди у них немножко сумасшедшие, но это не тенденция и не то явление, по которому нужно принимать какие-то меры с нашей стороны. Надо лучше писать статьи. Если взять статистически 20–30 случаев отказа, из них, может быть, один-два найдется, когда скажут: «Я не хочу, чтобы российский автор был на конференции», — объяснил Фрадков «Фонтанке».

По его словам, в данный момент у учёных могут возникать проблемы, например, с оплатой публикаций и взносов карточками Visa и MasterCard: «Ничего не поделать, такая санкция на нас. Это не учёные сами наложили. [Сейчас проблемы] в основном технического характера, но всё равно это трудности. На каких-то конференциях, даже если примут мою статью, мне не оплатить вовремя регистрационный взнос. Надо, конечно, выкручиваться, преодолевать. Я так и собираюсь. Мои сотрудники и коллеги также не намерены ничего менять. Стараемся писать хорошие статьи, получать хорошие результаты и, конечно, хочется, чтобы они были опубликованы в хороших изданиях».

Профессор предполагает, что Минобр принял мораторий из-за технических сложностей: «Это просто облегчение нашим учёным. Кто-то жаловался, у кого плохо с публикациями в Web of Science, ему пошли навстречу. Ничего плохого в этом нет. Хорошо, что меньше будет формальностей и бюрократии. Конечно, еще месяц назад для нас главным было попасть в элиту международную на самый высокий уровень. Сейчас видно, что в ближайшие годы нам туда не попасть. Надо менять цели. К этому не готово ни министерство, ни сами учёные, мы по инерции еще идем».
В том случае, если российская наука не вернется в мировое сообщество, ее ждет неизбежное отставание от мирового уровня. Учёный добавляет, что Российский индекс научного цитирования (РИНЦ) в этом плане погоды российским исследователям не сделает. «Отставание есть отставание. Это большой вред — замыкаться на себе, превращаться в местечковую науку. Наука не знает границ и национальностей — это говорил нобелевский лауреат наш Петр Леонидович Капица. Если мы будем отгораживаться от всего мира в науке — мы обречены на то, что будем провинциальной страной, — говорит Фрадков. — Всё плохо будет. От фундаментальной науки отстаем — значит, будем от прикладной отставать через некоторое время. От прикладной отстанем — будет с технологиями плохо. Будем позади плестись. Не хотелось бы».

«Ты останешься местечковым кандидатом наук»

Кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Государственного астрономического института имени Штернберга и доцент физического факультета МГУ Владимир Сурдин рассказал «Фонтанке», что коллеги жаловались ему на проблемы с публикациями: «Слышал очень неприятные вещи: не только статьи, но даже рецензии от наших учёных перестали принимать. Это совсем печально. Жаловались, что рецензия была отвергнута не потому, что плохая, а потому, что из России. Это было недели полторы назад».

По мнению астронома, сейчас со сложностями прежде всего сталкиваются учёные-экспериментаторы. «Я теоретик, мои коллеги тоже в основном теоретики, мы обмениваемся данными в основном по Интернету. А экспериментаторы сели сейчас на мель. Моя дочь — биохимик. Она говорит, что реактивы кончились и непонятно, где брать. Приборы сложные тоже непонятно чем заменять, [как] чинить. Для теоретиков, конечно, времена еще не самые тяжелые: мы сидим за столом, компьютер работает пока, а эксперименты начинают закрываться», — объясняет Сурдин. Он уточнил, что еще до начала боевых действий его дочь получила приглашение на работу в западной стране, которое отозвали после 24 февраля: «Сказали: «Нет, извините. Вы хорошие специалисты, но вы из России, мы не имеем морального права. Вы ведь сами понимаете, откуда вы». Очень жалко, у них большая работа начиналась: биохимия, близкая к медицине».

Как предполагает учёный, начало разрыва научных связей не связано с введением санкций напрямую: «Это общемировое настроение, оно в воздухе витает. Каждая фирма серьезная, каждый журнал считает обязанным как-то проявить себя в этой ситуации. Я не думаю, что сверху спускают на научные журналы и химические фирмы приказы. Они проявляют свою гражданскую позицию».

В ближайшие годы ситуация будет только ухудшаться, считает Сурдин, и Россию ждет волна эмиграции молодых учёных, которые не видят для работы в стране перспектив: «Дай бог, чтобы в ближайшие годы мы хотя бы были в курсе мировой науки, я уже не говорю про делать ее на том же уровне, как мы старались раньше. Быть в лидерах в каком-то направлении будет очень трудно. Даже физики-теоретики, которые считались мировыми, сейчас приуныли. Нобелевские премии дают русским физикам, но почему-то работают они в Западной Европе».

По словам доцента МГУ, РИНЦ хоть и говорит об уровне учёного внутри России, на международном уровне на него вряд ли обращают внимание. В целом к идее «проживем и без Scopus» Сурдин относится со скепсисом: «Знаете, и в лаптях можно ходить! Конечно, проживем, но будем отставать. Раз нас послали подальше, приходится что-то свое [организовывать]: свои олимпиады проводить, свои международные соревнования и свои научные журналы сделать якобы конкурентоспособными с Западом. Все понимают, что это вынужденная позиция. Теперь будут слабые кандидатские, слабые докторские диссертации. Если ты опубликовался на русском языке в отечественном журнале, кто это прочитает в мире? Ты останешься местечковым кандидатом или доктором наук».

«Сам факт того, что мы не будем стремиться публиковаться на Западе, плохой»

«У меня висит несколько неизданных статей в разных уголках нашего великого мира, и буквально 25 февраля мы переписывались о заключении договора», — рассказывает заведующий сектором античной археологии Северного Причерноморья Государственного Эрмитажа и ассистент кафедры археологии СПбГУ Александр Бутягин. Он уверен, что все эти статьи в итоге опубликуют. Технических проблем, вероятно, не будет: платить гуманитарным исследователям обычно ничего не нужно, а договор заключается электронно. «Из моих коллег никто еще в жизни не оплачивал публикации. Я считаю, что после первого раза можно уже уходить из науки. Если за публикацию нужно платить, значит, она никому не нужна. Оплата за участие в конференции — да, бывает, но это другая история», — объясняет специалист.

В целом действующую систему учета публикаций Бутягин критикует. Археолог считает, что гуманитариям она не подходит: «Мы все не любим систему, которую нам навязали технические специалисты. Основной ее минус в том, что у тебя не учитываются монографии. Историки, археологи и гуманитарные специалисты работают в основном так, а великие учёные в математической и технической сферах часто не написали ни одной книги. Я вот не знаю, написал ли хоть одну книгу Эйнштейн, но прославили его статьи».

По мнению Бутягина, введенные изменения могут принести отдельным учёным облегчение: «Гуманитарии давно уже обращали внимание на то, что нужно по-другому их работу учитывать. Наверное, кто-то будет безумно радоваться, но у нас в эрмитажной сфере это ничего не значит: никто не смотрит наш индекс Хирша, поэтому мы публикуемся, когда хотим. Обычно у среднего специалиста одна статья в год выходит за границей плюс-минус. Академия наук, как я понимаю, приноровилась. Им, наверное, будет легче просто в силу того, что меньше труда нужно на пристройство статьи в наши журналы».

Несмотря на это, решение не учитывать публикации за рубежом может привести к разрыву с иностранными коллегами, считает археолог: «Мы лишаемся некоторых связей, которые возникали, может быть, даже помимо желания людей, а теперь возникать не будут. Конечно, это огромная проблема, которая очень отрицательно скажется на нашей науке. Любая современная наука нормально существует только в условиях свободного научного обмена: поездок на конференции, стажировок, посещения совместных мероприятий, музеев и так далее. Поскольку всё это откладывается на бесконечное количество времени, конечно, наука понесет большие потери, гуманитарная в том числе. <...> Чем дольше такая ситуация продлится, тем больше разрыв будет увеличиваться. Поскольку их наука продолжит коллективные действия, а наша из нее уйдет, для кого будут лучше последствия, по-моему, совершенно очевидно».

Как думает Бутягин, всё это в итоге чревато отставанием российской науки. «Возникнут трудности с литературой, наша наука будет отделяться от западной. Всё-таки, как кто друг с другом ни дружит, представления о науке появляются только на конференциях и в совместных изданиях. Сейчас издания еще принимают наши [статьи], но почти все эти издания делаются по результатам конференций. Понятно, что на конференции сейчас часто не добраться просто технически, даже если вас вообще готовы принять там», — добавляет он.

По словам археолога, не добавят нашей науке очков и внутренние процессы академического сообщества: «Сам факт того, что мы не будем стремиться публиковаться на Западе, мне кажется, плохой. Всё время нужно пытаться это делать! Всё-таки система публикации в Scopus и так далее, хорошая она или плохая (я считаю — плохая), всё равно подстегнула к этому научному сотрудничеству и демонстрации наших успехов в зарубежных изданиях. В существующей реальности с этим будут возникать трудности».