http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=f6e463f4-bb84-48f9-a37c-16712f316e8f&print=1© 2024 Российская академия наук
Суворову, кажется, принадлежат слова: "Невинность не терпит оправданий". Как и в первой статье ("Известия" от 6.06.2005. - Прим. ред.), тратить газетное пространство для доказательств, что ни я, ни мои коллеги ни у кого ничего не крали, не буду. Докажем в суде. А вот задаться вопросом, зачем все это нужно администрации США, стоит. Дело-то нарисовалось заурядное, не для уровня Минюста, Генпрокуратуры и ФБР. Тем не менее, материалы, присланные в Швейцарию, подписаны К. Раис и А Гонзалесом. Такого внимания удостаиваются разве что Б. Гейтс или Enron, дело которого затронуло интересы тысяч американских граждан. В нашем случае ни для кого в США или других странах ущерба нет. Так что дело лежит не в экономической плоскости.
Достаточно проследить события с 1998 г. Не потому, что, говорят, в этом году, как в черной дыре, пропали 4 млрд. долларов транша для РФ. Для США 4 млрд. - недельные расходы в Ираке. Для уголовного разбирательства нужны более основательные причины.
В июне 1998 г. только назначенный российский министр отправляется в Китай, активизируя процесс строительства АЭС. Китай для США - грозный будущий соперник, полномасштабная замена СССР, но и зона экономических интересов. Удел России - сырьевые поставки. Чтобы Россия строила за рубежом АЭС - недопустимо, особенно когда Westinghouse или General Electric без заказов. Возвращается тот министр в Россию через Индию и, о боже, Иран! С договоренностями, которые через считанные месяцы позволят задышать десяткам полумертвых российских предприятий в Петербурге, на Урале и вокруг Москвы.
Индия провела очередные ядерные испытания. И первым российским министром, встретившимся с новым премьером Индии Ваджпаи, был министр атомной энергии. Можно ли лучше продемонстрировать отказ присоединиться к американским санкциям? Кириенко на такой шаг не решался. Потребовалась мудрость тогдашнего министра иностранных дел Примакова.
Об Иране разговор особый. В 1998 г. контрактные обязательства были перевернуты. Вместо: иранцы строят, россияне помогают - Россия строит под ключ. Прибывший в Россию летом А. Гор прямо заявил, что его основная задача - остановить активность Адамова в Иране. Почти 2 часа продолжалась беседа в Спасо-Хаусе. Минут 20 Гор читал мне лекцию. И лишь потом обратил внимание, что я сопровождал его монолог замечаниями. "Как плохая логика? " - "Если следовать ей, в странах, где есть опасность разработки ядерного оружия, надо запретить преподавание высшей математики и теоретической физики". С Гором мы не договорились. Через несколько недель Примаков получил массу претензий в мой адрес от Олбрайт.
Я передал Гору две страницы предложений. Если бы демократическая администрация США прислушалась к ним в 1998 г., а республиканская - к инициативе Путина на саммите 2000 г., не пришлось бы европейским переговорщикам напирать на отказ Ирана от обогащения урана или переработки облученного топлива. Вопрос о направленности ядерных программ решался бы на технологическом уровне. Но к 1998 г. американцы привыкли, что в России их должны слушаться, а им слушать в этой стране некого и нечего.
Молодое руководство иностранной политикой России с 1992 г. внимало указаниям заокеанских наставников. В правительстве работали не с директорами отечественных предприятий, а с американскими советниками. О включении Северодвинского завода по производству АПЛ в план приватизации его директор Д.Е Пашаев узнал случайно. (В Минэкономики ничего не изменилось. Проект приватизации на 2005 г. включал чисто оружейный завод на Урале.) Информация из российского органа экспортного контроля за считанные дни сливалась американцам. Благополучный фон портило существование Средмаша (Минатома), не упраздненного лихим ударом по оборонной "девятке" в 1992 г. Но процессы шли желанные. В Арзамасе забастовки. В Снежинске самоубийство директора. Со Смоленской АЭС маршем на Москву идут специалисты, не получавшие зарплаты.
И вот в МИДе появляется министр, партнеров слушающий, но не слушающийся. А в Минатоме меняется знак основных показателей. Первой отраслью, где объем производства превысил лучшие советские достижения, становится не насквозь частная нефтянка, а на 100% государственная атомная энергетика. Финансирование оборонного комплекса за 3 года выросло в 6 раз. В науку Минатом вкладывает больше, чем бюджет дает РАН. Минатом берет на себя утилизацию АПЛ, выдвинув как приоритет извлечение топлива из ядерных реакторов. Пугающая перспектива аварии лодок, выброшенных на берега России, сменилась безопасным процессом утилизации. Ждавшие неизбежной, казалось, аварии американцы лишились повода ринуться с очередной помощью, а на деле получить доступ к секретным объектам. Мне решение взять на Минатом заботу об АПЛ аукнулось созданием оппозиции в самом Минатоме.
Активизировались и заокеанские "друзья". Их пособниками всегда выступали хорошо известные СМИ. Гусинский, взбешенный, что министр не позволил ему увести около 70 млн. долларов от предприятий Минатома в августовской (1998-го) неразберихе, был рад подсуетиться. На меня обрушилась мощь "Медиа-Моста". Пик - период обсуждения Думой законов о переработке облученного топлива. Средневековым мракобесием веяло от подхваченных "Медиа-Мостом" заявлений лидеров СПС и "Яблока".
Я не зря упомянул оппозицию в Минатоме. Среди них хорошие люди, заслуженные оружейники, технологи или энергетики. Одна беда: их понимание важности отрасли для государства сочеталось с наивной верой в восстановление заботы этого государства в виде бюджетных вливаний. Но государство не могло вернуться к госплановским временам. Увидев спасение в корпоратизации, предприятия топливного цикла и АЭС добились создания ТВЭЛа и РЭА Наука осталась за бортом. Было положено начало центробежным тенденциям, грозящим развалить отрасль. Средмаш потому и был могуч, что консолидировал все необходимые элементы: от фундаментальной и прикладной науки до добычи сырья и конечной продукции. Выход был (и сейчас другого нет) один: менять отраслевую оболочку. На смену Средмашу в новых условиях должен был прийти Атомпром.
На государственном уровне борьбу с восстановлением Средмаша в виде Атомпрома возглавил г-н Греф. Первым шагом был отзыв согласованной реорганизации "Росэнергоатома" (потребовалось 5 лет, чтобы она произошла). Он хотел создать хотя бы два конгломерата из АЭС. Мотив был сугубо теоретическим - не плодить монополии. А понимание - ущербным. Конкуренция давно вышла за границы государства. От того, успеем ли восстановить средмашевскую мощь, зависит, по каким ценам будем покупать энергию, кто ее нам будет продавать, строить АЭС и поставлять им топливо. Я далек от мысли, что Греф выполнял прямые американские инструкции. Но его желание довести до конца начатые Гайдаром "реформы" мне известно не из вторых рук. О каком удвоении ВВП можно мечтать, если ответственные за него люди упрямо следуют урокам американских учителей.
Но вернемся к шагам самой американской администрации. 1999 г. ознаменовался санкциями в отношении НИКИЭТа (Научно-исследовательского и конструкторского института энерготехники. - "Известия"), о котором они теперь так трогательно заботятся. НИКИЭТ в Иране не работал. Это была форма давления на министра - НИКИЭТ был его родным предприятием.
В 2000 г. американцы осознали: пришел президент, готовый принять дружбу американского коллеги, однако понимающий: национальные интересы могут не только совпадать (борьба с терроризмом), но и различаться. Стали искать сотрудничества в российском парламенте. Агента влияния можно найти и в лице некогда авторитетного журналиста, а к этому времени безнадежно спивающегося депутата. Достаточно подкинуть материалец. "Справка комиссии по антикоррупционной деятельности" появилась на сайте "Белуны". На встрече с Селезневым я потребовал подписей под "Справкой", чтобы обратиться в суд. Сидевший во время беседы с опущенной головой Ковалев выдавил: "Я в этой истории шестерка". Когда российский генерал оказывается шестеркой, туза надо искать за океаном. "Справка" не была подписана. Эта анонимка фигурирует в обвинительных бумагах в ранге "правительственного документа".
В 2001 г. я покинул госслужбу. Персонифицированные атаки в России стали утихать. Думцы воззвали к США, зная, где искать поддержку. В 2002 г. - обвинение в распространении ОМП. Тогда же отказ в визе в СИ ТА со ссылкой на закон о шпионаже. К финишу, через 4 года, следствие скатилось до обвинения в примитивном мошенничестве. Пострадавшим назначили НИКИЭТ. Забыв, что он в юрисдикции РФ.
Пора наконец понять, что за криминальной упаковкой содержится несколько абсолютно политических messages. Один из них прозвучал в выступлении теперь уже бывшего посла США А. Вершбоу 8 июля в эфире "Эха Москвы". Он назвал дело чисто уголовным и тут же потребовал более глубокого доступа на российские ядерные объекты. А главный message, кажется, российской политической элитой так и не услышан: к ноге, ребята. Не забывайте, кто в мире главный.