http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=fd7cf7fa-fd07-4863-a1c3-43ebcdaa4dab&print=1© 2024 Российская академия наук
У нас, к сожалению, это совсем не развито. Во многом так происходит потому, что большинство государственных механизмов поддержки академической мобильности сегодня используется неправильно, считает заместитель директора по науке Института проблем технологии микроэлектроники и особочистых материалов РАН в Черноголовке Дмитрий Рощупкин.
Есть ли в вашем институте целевые программы финансирования академической мобильности?
– Таких программ у нас, к сожалению, нет. Но к нам часто обращаются за помощью сотрудники других научных организаций: измерить что-то, проконсультироваться по тому или иному вопросу, пройти обучение. То есть фактически внутренняя российская академическая мобильность есть, но держится она на чистом энтузиазме. Пока заинтересованным людям и организациям это выходит не так дорого. Например, у нас в Черноголовке есть гостиница вполне приемлемого уровня. Оплата проживания в ней находится в пределах, предусмотренных российским законодательством (гостиница в рамках командировочных расходов должна стоить 500 рублей). В Черноголовке этой цифры придерживаются.
Как Вы думаете, необходимо ли предусмотреть в бюджете НИИ средства для целевой программы оплаты таких визитов?
– Академия наук, к сожалению, на подобные программы денег не даёт. Но мне кажется, что это необходимо. Потому что люди, например, к нам в институт приезжают постоянно. Если бы им покрывали все расходы, было бы здорово!
Кстати, для иностранцев такая возможность существует. Есть программы межакадемического обмена, когда зарубежные исследователи приезжают работать в Россию, а наши едут за рубеж. Обе стороны (в нашем случае это Академия наук) покрывают все расходы и оплачивают суточные. Плюс ещё в Академии наук при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) есть программа сотрудничества с Францией. В частности, сотрудники нашего института, которые работают в лаборатории, могут поехать во Францию, где им покрывают все расходы. Соответственно, когда французы приезжают к нам, мы им всё оплачиваем: гостиницу, суточные.
На сайте Минобрнауки написано, что, в принципе, на территории России такие программы тоже действуют, но, как я понял, по большей части они относятся к вузам, а не к Академии. А ведь РАН для развития образования даёт существенно больше.
Я думаю, что в данном случае государственный механизм поддержки академической мобильности в целом используется неправильно. Академия наук гораздо ценнее, чем вузы.
Ведётся ли в вашем институте учёт академической мобильности исследователей?
– Что касается входящей мобильности, то нет. Но я могу однозначно сказать, что за прошлый год наш институт посетили семь зарубежных учёных – из Франции, Южной Кореи и Германии. Довольно часто к нам в последнее время стали приезжать молодые исследователи из Казахстана. Они это делают за свои деньги.
Также мы тесно сотрудничаем с МФТИ. У нас там есть своя базовая кафедра. Наши сотрудники читают в Физтехе лекции и проводят лабораторные работы. Студенты МФТИ, начиная с четвёртого курса, переезжают к нам в Черноголовку. Раньше у нас было такое же соглашение с МИСиС, но сейчас это всё находится в умирающем состоянии.
Учёт же исходящей мобильности ведётся через иностранный отдел, так как это в основном зарубежные поездки наших сотрудников.
Какой процент Ваших коллег охвачен программами мобильности?
– То, что касается академического обмена: через программы РАН проходят примерно четыре процента, а в рамках деятельности РФФИ (это программы сотрудничества с той же самой Францией) охват существенно больше. Наверное, можно говорить о десяти процентах. Кроме того, различные организации внутри России за прошлый год посетило около 20 процентов наших сотрудников.
Удовлетворены ли Вы масштабами академической мобильности в нашей стране?
– Нет. Было бы хорошо их увеличить. Скажем, в Европе считается хорошим тоном, если молодой исследователь меняет место работы раз в три года, перемещается из одной лаборатории в другую, набирается опыта. У нас, к сожалению, это совсем не развито.
Конечно, частично на это влияет финансовый фактор. Люди сегодня куда-то едут (если говорить о российских НИИ) за счёт собственных средств, точнее за счёт грантов. То, что Академия наук закладывает, скажем, в наш бюджет, – это зарплата и коммуналка. На другое средства не выделяют, потому что их попросту нет. Грант же – персональные деньги человека. Институт берёт из них 15 процентов на электричество и остальные коммунальные расходы, а 85 процентами исследователь может распоряжаться по собственному усмотрению. Если он умный, он будет повышать свою квалификацию, куда-нибудь поедет, а не просто сведёт всё к зарплате.
Но ситуация с этими грантами тоже палка о двух концах. Мы вроде бы сейчас капитализм строим. Кажется, люди должны получать гранты, если они хотят работать. Академическая же мобильность в некотором плане «дармовщинка». Противоречие получается.
На мой взгляд, решение тут простое: гранты должны быть более доступными исследователям. Сейчас процентное соотношение очень маленькое. РФФИ удовлетворяет примерно 30 процентов от общего числа заявок, поданных по 94-ФЗ. То же самое в Минобрнауки. Но там, я думаю, процентаж ещё меньше, потому что туда подаётся существенно большее количество заявок. Единственное, что мне не нравится в конкурсах Минобрнауки: направленность исключительно на вузовскую науку. Мне кажется, это неправильно.