С кандидатом
физико-математических наук, заместителем главного редактора журнала «Нева»
Александром МЕЛИХОВЫМ беседует наш корреспондент.
- Александр, в последнее время внимание
людей, хоть как-то следящих за состоянием российской науки, было приковано к
реформированию РАН. И к основным проблемам науки относили непозволительно
недостаточное финансирование. Что вы, как человек по роду деятельности
общающийся со многими учёными из разных областей знания, наблюдаете?
– Я наблюдаю
прежде всего историю науки. Скажем, Уильям Гершель, сын бедного
выкреста-музыканта и сам гобоист в военном оркестре, с юности изготавливал
телескопы, а потом Георг Третий начал его финансировать. И Гершель сделался
великим астрономом, а заодно открыл инфракрасное излучение. А если бы король
стал финансировать какого-нибудь купца, то пришлось бы придумывать систему
контроля, чтобы тот не продал и сам телескоп. Когда бесконечно обсуждается, КАК
финансировать, но совсем не обсуждается, КОГО… Как футбол может развиться лишь
в той стране, где мальчишки грезят футболом, так и выдающихся учёных порождает
общественное восхищение наукой. Но откуда романтичные мальчишки и девчонки
узнают о выдающихся учёных, если из телевидения их давно выжили шуты и
проходимцы? Финансирование деньгами в некоторых научных сферах сделалось вполне
приличным, но о необходимости финансирования восхищением ответственные лица,
кажется, даже не подозревают. А именно восхищение – главное горючее.
– В
советские времена трудно было представить семью образованных людей, не
выписывающую журнал «Наука и жизнь». Сейчас этот журнал не в каждой библиотеке
и найдёшь. Тем не менее в августе выходит первый номер журнала под названием
«Образовательная политика» с вашей, Александр, статьёй, озаглавленной «Если
соль перестанет быть солёной: наука и власть». Какие задачи ставит перед собой
этот журнал? И есть ли в России вообще образовательная политика?
–
Образовательная политика сегодня старается быть прагматичной, как и вся
политика. Больше говорят об интересах, чем об идеалах. Но наука – дело
идеалистов. Никто из великих учёных среди своих мотивов ни разу не назвал
какие-то выгоды – только красоту, азарт, а Эйнштейн однажды сказал, что в
науке мы укрываемся от жестокости и безобразия реальности. И главный
редактор журнала Александр Асмолов разделяет ту мою идею, что образование
должно готовить ещё и аристократов духа, стремящихся послужить чему-то
прекрасному и долговечному. Без них любой народ становится просто
нежизнеспособным.
–
Государство понимает, что нужно делать?
– Методика формирования
научного класса известна: нужно открыть возможности уже имеющимся аристократам
создавать себе подобных в школах и кружках для особо одарённых и романтичных,
отбирая их на олимпиадах как можно более широким бреднем, создавая сеть
специализированных учебных заведений и кластеров, как свежий пример –
сочинский образовательный центр «Сириус».
– Вы
задаётесь двумя вопросами: Так ли уж противоположны интересы науки и власти?
Нет ли у государства и науки общего и притом более опасного врага, что это за
враг?
– Скука,
бессмысленность жизни. Если мы посчитаем, сколько народу убили алкоголь и
наркотики, это будут потери полномасштабной войны.
– Вы
полагаете, что авторитет науки основывается не на том, что она создаёт полезные
вещи, а на том, что она поражает воображение. Вы, Александр, любите приводить
пример с повальными восторгами по поводу теории относительности Эйнштейна,
которую, кстати, мало кто и тогда понимал, и сейчас понимает. А возможен ли
нынче такой восторг?
–
Восхищаются не лауреатами Нобелевской премии, их имена мелькают в СМИ только в
период вручения очередной премии в отличие от списка Форбс.
Среди
десятков моих знакомых есть только один, кто интересуется списком Форбс.
А для того чтобы наука процветала, достаточно одного процента населения.
Если в каждом классе будет один романтик и будущий аристократ духа, этого с
избытком хватит и для науки, и для культуры.
– Как мне
представляется, если в романтические 60-е, когда все повально были увлечены
наукой и её достижениями и именно наука казалась путём к счастью, то сейчас
мало кто считает науку способной осчастливить человека или дать ему надежду,
как её даёт религия.
– В науку и
сейчас верит больше людей, чем в Бога. Креститься не значит верить. Иначе так
не процветали бы шарлатаны, которых церковь осуждает.
– Вы сами
говорите, что борцы с лженаукой борются не с отдельными шарлатанами, одолеть
которых было бы не так трудно, но с человеческой природой, для коей жизнь без
надежды на чудо трудно выносима. А какую надежду может дать наука, если любое
её открытие тут же используется либо для ещё более изощрённого уничтожения
людей, либо для ещё более интенсивного наращивания прибылей?
– Наука
порождает гордость за человека, а главный враг нашего счастья – ощущение
собственной мизерности.
– Я думаю,
психологи и социологи здесь с вами поспорили бы. Безусловно, такие люди в
обществе есть, но подавляющее большинство сравнивает себя не с мощью
непознаваемой Вселенной, а с успехами своего непосредственного окружения.
Вспомним Маяковского, который желал сравниваться с Коперником, «его, а не мужа
Марьи Иванны, считая своим соперником». Для таких переживаний надо быть
человеком соответствующего масштаба.
–Если бы
людей интересовали только личные победы над ближайшим окружением, они бы так не
сходили с ума из-за побед футбольных команд. Даже из-за выплаты ипотеки они так
не бесятся. Не говоря уже о выплате государственного долга.
– Вы
утверждаете, что природа людей влечёт их вовсе не к науке, но к
ремесленничеству (ради пользы) и к магии (ради утешения). Но как тогда
объяснить всплеск интереса к науке в те же 60-е? Это же был новый Ренессанс!
– Грёза.
Неограниченная энергия, покорение грозы, бессмертие… И физики эти были не
«ботаниками» – красавцы, храбрецы…
– Вы
полагаете, что и любовь к футболу, и любовь к математике в человеке может
пробудить лишь другой человек, проникнутый этой любовью и обладающий
поэтическим даром её выражения. А сам человек без внешнего импульса не способен
к этому интересу?
– Думаю, что
нет. Мифология науки должна нарабатываться несколькими поколениями.
– По вашим
словам, главная ценность научного слоя заключается не в том, что он производит,
но в том, что он любит то, к чему стремится, а любит он нечто прямо
противоположное тому, к чему стремится остальной мир. И потому научное сообщество
должно разве лишь для виду соглашаться, но в душе глубоко презирать все
авторитеты, которые ему навязывают сильные мира сего: верховенство
материального производства, верховенство рынка или какое бы то ни было иное
верховенство. То есть учёные должны быть маргиналами, внесоциальными
элементами? Улучшать комфортность других, оставаясь за бортом?
– Там, где
науку уважают, голодать учёным не позволят. А роскошествовать им и самим не
нужно. Обладанием самыми грандиозными яхтами и часами за миллионы долларов они
не грезят.
– Остановите
на улице любого человека и попросите назвать его хотя бы одного нобелевского
лауреата по науке. А вот одиозное имя финансового спекулянта Сороса знают все.
Почему так происходит? А ведь – цитирую – пока имена великих
учёных не будут вызывать у нас восхищение, российская наука не оживёт. Каждый
российский учёный, инженер, программист, завоевавший международное имя,
укрепляет обороноспособность России, ибо работает на её позитивный образ;
невозможно не питать уважение и симпатию к стране, где стремятся и умеют
взращивать таланты, – ничто не стоит так дёшево и не ценится так дорого.
– Ну
Эйнштейна или Ньютона каждый знает. Теперь ещё и Перельмана с Пуанкаре. Но то,
что не знают Ляпунова, Колмогорова, Капицу, Семёнова, Уотсона и Крика, –
это стыд и позор. И для страны, и для школы. И для власти.
– Как вы
думаете, много ли молодёжи задумается над вашими словами: «Учёный должен
помнить: что хорошо для науки, то хорошо для человечества, в мире нет ничего
более высокого, чему бы следовало жертвовать»?
– Один из
ста – это огромный успех. Больше и не требуется.
Наша справка
Александр Мотелевич МЕЛИХОВ – русский писатель и
публицист. Окончил математико-механический факультет Ленинградского
университета, работал в НИИ прикладной математики при ЛГУ, кандидат
физико-математических наук. Как прозаик печатается с 1979 года. Проза
опубликована в журналах «Нева», «Звезда», «Новый мир», «Знамя», «Дружба
народов».
Автор книг «Провинциал», «Весы для добра», «Исповедь еврея», «Горбатые
атланты, или Новый Дон Кишот», «Роман с простатитом», «Нам целый мир чужбина»,
«Чума» и многих других.
В последние годы А. Мелихов развивает концепцию «человека фантазирующего»,
рассматривая историю человечества как историю зарождения, борьбы и распада
коллективных грёз.