http://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=48374dac-45c1-4a45-80cf-dbb402c58777&print=1© 2024 Российская академия наук
Легко ли быть ученым в России сегодня и что ждет нашу науку в будущем.
Недавнее назначение Министром образования Ольги Васильевой спровоцировало очередную волну споров о том, как следует нашей наукой и нашим образованием управлять. Кто-то считает, что ориентироваться надо на западные стандарты, а кто-то, наоборот, говорит о необходимости возвращения к советским традициям. Наш собеседник Алексей Бобровский — доктор химических наук, главный научный сотрудник и профессор РАН, лауреат президентской премии для молодых ученых имеет свой взгляд на состояние российской науки.
Вот, если бы у вас была возможность дать один только совет новому министру, и вы при этом знали бы, что к Вам прислушаются, что бы Вы посоветовали?
Я бы не взялся что-либо советовать по поводу того, что делать сейчас с системой образования. Я в этом не специалист потому что, все-таки, долгое время занимаюсь именно наукой, а не преподаванием. Но в том, что касается науки — я бы посоветовал создать, наконец, просто нормальные условия для работы ученого. А именно — сделать все, чтобы у нас появилась полноценная научная инфраструктура.
В чем неполноценность этой инфраструктуры сейчас?
Речь идёт, в первую очередь, о финансировании, которое сейчас автоматически в связи с курсом рубля упало за последние пару лет в 2-3 раза. А последний прибор, купленный в нашу лабораторию за счёт средств МГУ, был приобретён в 1985 году. Все эти годы мы обновляли своё оборудование, как могли, за счёт разных своих грантов и проектов, включая сотрудничество с западными и восточными фирмами, грантов РФФИ (Российский Фонд Фундаментальных исследований — прим. редакции) и РНФ (Российский Научный Фонд — прим. редакции). Но из-за курса рубля сейчас эти возможности сведены практически к нулю. В данный момент больших международных проектов у нас нет. Мы не можем покупать новое оборудование и, например, совершенно необходимые нам для работы реактивы.
С падением курса рубля обесценились рублевые гранты РФФИ и РНФ, а как с западными грантами, которые еще с 90-х очень выручали наших ученых, обстоит дело сейчас?
В 90-ые годы нашу науку очень серьезно поддерживал, как известно Фонд Сороса. Есть еще очень серьезный фонд INTAS, грант которого я получал до 2007 года. Но постепенно эти фонды по известным причинам свернули свою деятельность в России.
Вы ведь занимаете светоуправляемыми жидкокристалическими полимерами. Даже самый далекий от науки человек знает, что все телевизоры сегодня — жидкокристалические. И еще много где в производстве жидкие кристаллы вроде бы востребованы. Могу предположить что ваша наука как раз может быть востребована индустрией. Почему у вас нет денег?
Конечно, может быть востребована, но у нас нет соответствующего производства и, насколько я знаю, нет условий для его создания. Наши новые жидкокристаллические полимеры и композиты могут найти применение для создания разных сложных устройств для оптики, оптоэлектроники и фотоники, но мне не известны отечественные фирмы, которые что-то делают в этом направлении. А западные фирмы предпочитают использовать свои научные разработки. Ещё одна область потенциального применения — материалы для защиты ценных бумаг от подделки. У нас был проект с одним заводом на эту тему, но дальше нескольких патентов мы не продвинулись.То есть, все тут упирается в общую экономическую, а часто и политическую ситуацию в стране.
Но не меньшая, чем отсутствие денег, проблема — невероятная бюрократии, которая просто душит нашу науку.
«Невероятна бюрократия» — это как? Как мешает ученому эта бюрократия?
Бюрократия затрагивает всё: закупки даже мелкого оборудования, канцелярских товаров (всё нужно обосновывать). Отчёт о командировке — целое мучение со сбором разных бумаг, переводов приглашений и разных документов. И это всё для того, чтобы доказать бухгалтерии, что деньги из нашего гранта потрачены должным образом. Ещё один пример: чтобы оформить разрешение на работу в выходные дни в собственном институте надо составить бумагу, на которую нужно поставить 4 подписи и 2 печати. Для этого нужно обойти 4 кабинета в 3-х разных зданиях. В институтах РАН сейчас жалуются ещё на многочисленные отчёты для ФАНО (Федеральное Агентство Научных Организаций — прим. редакции). И все это никак не меняется, кто бы не стоял у нас во главе образования и науки.
По поводу прежнего министра Ливанова в научной среде мнения неоднозначные. Но в основном его принято ругать за самое разное. Как Вы оцениваете его деятельность?
Как это ни странно, несмотря на историю с реформой РАН, которая может привести к катастрофическим последствиям, в целом я оцениваю его деятельность скорее положительно. Человек был в курсе того, как функционирует современная наука, он сделал ряд ходов по совершенствованию системы финансирования науки: создание нового научного фонда (РНФ), продолжение конкурса мегагрантов и т.д.
Но невероятная бюрократия, о которой Вы упоминали — как раз, как кажется, расцвела при Ливанове. Как вузовский работник могу сказать, что никогда прежде преподавателям не приходилось заполнять такое количество безумных совершенно бумаг.
Про ситуацию в Вузах я не знаю, поскольку там не работаю. Но, по моим ощущениям, то же самое было и при Фурсенко, и все последнее время этой бюрократии становилось все больше. Но, все-таки, у меня сложилось впечатление, что Ливанов искренне старался исправить ситуацию, которая сложилась в нашем научном мире. Просто многие окончательные решения принимал всё равно не он, да и невозможно в нынешней ситуации общего управленческого кризиса навести должный порядок в отдельном министерстве и в отдельной отрасли. Из-за этого всё даже с самыми разумными попытками реформ получается, как обычно, криво.
Особенно "криво" кажется получилось с реформой РАН. Но при этом Вы согласны, что эта косная система нуждается в принципиальном реформировании или лучше было ничего не трогать?
Система нуждается в принципиальном реформировании, но это должно проводиться методами открытого диалога, с привлечением экспертного сообщества, то есть цивилизованными способами. Кроме того, ни для кого не секрет, что среди академиков, наряду с выдающимися учёными, очень много людей, которых выдвинули в академики за какие-то совсем другие заслуги, не имеющие к науке отношения. Что с этим делать — непростой вопрос. Но, на мой взгляд, нужно для начала создать функциональную альтернативную структуру, а не уничтожать всё что есть. Существуют сообщества учёных разного уровня и влияния, например, Общество научных работников, Русскоговорящая академическая научная ассоциация, Совет при Президенте Российской Федерации по науке и образованию. Между ними, Министерством образования и РАН следовало наладить диалог для того чтобы чётко проанализировать ситуацию и найти способы выхода из нее. Это не было сделано.
В последние годы неким потрясением для нашего научного мира стал проект "Диссернет", который выявил невероятное количество лжедиссертаций, плагиата, дутых научных степеней. Ливанов, кстати, по-моему благосклонно относился к деятельности "Диссернета". Но удалось ли эту систему производства липовых диссертаций сломать за последние годы, как Вам кажется?
Сломать, кажется, не удалось, но очень хорошо, что существует сообщество "Диссернет", которое продолжает выводить на чистую воду плагиатчиков и диссоветы — рассадники липовых степеней. Это хорошее начало, следующий логичный этап — увольнение с работы тех лиц, которые в этом замешаны. Но тут многое зависит от руководства конкретным ВУЗом или НИИ.
Вы в свое время подписались под открытым письмом научных сотрудников против введения дисциплины "Основы православной культуры" в школах и теологии в университетах? Остановили ли те протесты процесс клерикализации образования?
Честно говоря, не в курсе, что происходит именно сейчас, я не слежу же за этим подробно, но на фоне общей нерадостной ситуации в науке и образовании сами попытки ввести подобные дисциплины выглядят как какое-то глумление над здравым смыслом. Если так и дальше пойдёт, то описанное В. Сорокиным в «Дне опричника» быстро станет реальностью. И ужас ситуации заключается в том, что очень многие в стране именно этого и хотят.
От нового министра в этом смысле чего ждете?
Судя по некоторым ее интервью, ничего прогрессивного ожидать не стоит. И, скажу откровенно, такая смена министра мною воспринимается как серьёзный шаг назад (ну или вперёд к описанной Сорокиным антиутопии).
Многие говорят, какое дело кто сейчас министр. От министра уже ничего не зависит. Как кажется Вам?
Всё-таки зависит, как мне кажется. Кроме того, если сейчас принимающие решения люди и новый министр «войдут в резонанс», то тогда добить российскую науку можно будет намного быстрее, чем представляется сейчас в самых пессимистичных сценариях.
Есть ведь и вот какое мнение сегодня: в свое время советская наука многого достигла, и даже в сталинских "шарашках" совершались великие научные открытия. И поэтому нечего, мол, нам равняться на западные стандарты, а следует возрождать наши советские традиции в управлении наукой?
На мой взгляд, наука никогда не могла полноценно развиваться в «шарашках». В них силами безвинно осуждённых когда-то успешно решались срочные технические задачи, но к науке, которая по определению связана со свободным творческим поиском, это имеет весьма косвенное отношение. Изоляция страны от всемирного сообщества ни к чему хорошему привести не может. Необходима, наоборот, интеграция в мировое пространство и мировую науку. А происходящее сейчас в этом смысле не радует.
В каких областях по Вашей оценке российская наука сохраняет сегодня конкурентоспособность?
В моей области — едва ли, есть всего лишь несколько лабораторий, которые занимаются жидкими кристаллами. Их уровень чаще всего невысок. Про остальные области науки мне сложно судить, но общее впечатление такое: есть отдельные лаборатории и отдельные ученые, работающие на высоком международном уровне, но их чересчур мало.
Вечный вопрос который задается, по-моему, всем талантливым ученым в России. Не думаете ли Вы уехать из страны, поработать там, где с финансированием науки лучше, а бюрократии меньше?
Сейчас мне уже поздно уезжать — этот момент я упустил. А раньше тут держало, в частности, сотрудничество с разными музыкантами (в свободное от науки время Алексей Бобровский играет на барабанах в стиле melodic-solo-drumming, а также в дуэте Органика - прим. редакции), которых не хотелось бросать. Вторая, причина может показаться парадоксальной: мне не очень нравится то, как выглядит типичная карьера учёного на Западе. Учёный там обычно получает полную самостоятельность только став профессором и завлабом. Автоматически он становится руководителем большой научной группы. Такой исключительно руководящий стиль научной работы мне не по душе, так как я люблю делать эксперимент своими руками: большая часть опубликованных мной статей именно так и сделана.
ТВ 2