http://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=97d16298-9715-4b4a-9e19-3c70b8d2f330&print=1© 2024 Российская академия наук
До основанья. А зачем?
От какого наследства отказывается реформа РАН
В разгар холодной войны в Министерство обороны вызвали академиков Фока и Капицу. По секретным каналам к генералам поступила информация о том, что Пентагон начал строить самолет, на который не влияет земное притяжение. Академики пытались втолковать генералам, что это нелепица, но их аргументы были смешными рядом с 1 млн долларов, который был выделен изобретателю. Через год ловкий гений вместе с секретаршей и миллионом убежал в Бразилию. Капица философски сказал Фоку: "Все-таки от финансирования науки есть польза".
Эта история вспомнилась на недавнем общем собрании Российской академии наук. Решался стратегический вопрос о слиянии трех академий — самой РАН, медицинской и сельскохозяйственной. Слияние происходит на фоне резкого сокращения финансирования фундаментальной науки, которая, по видению столпов бюджетной политики, дохода не приносит. Реорганизация обойдется в 70 млрд рублей, больше годового бюджета РАН. Но таков замысел.
Об ушедших академиях надо напоследок сказать прощальные слова. Российская академия медицинских наук была создана в 1944 году, когда перед медициной стояли серьезные задачи. Наше здравоохранение находится под артобстрелом критики, но ведь побеждены чума, холера, сибирская язва, в годы войны получен собственный антибиотик. СССР стал первой страной массового применения вакцины от полиомиелита. Хирургия творит то, что раньше показалось бы чудом. Появился генно-инженерный инсулин. Многие виды онкологии при своевременном обнаружении вылечиваются. И все это было бы невозможно без фундаментальной науки, которая нынче не в чести. Сам по себе почтенный возраст академиков — свидетельство достижений медицины. Во главе Академии меднаук стояли великие врачи Бурденко, Бакулев, Блохин, которых знал весь мир. Почему РАМН оказалась не нужна? Общая тенденция. С одной стороны, идет сокращение бюджета здравоохранения. С другой стороны, падает престиж науки, которая при торжестве сырьевой экономики объективно отходит на задний план. РАН, не говоря о РАМН, должна знать свое место под солнцем. А лечиться лучшим людям можно и за рубежом, на этот счет в бюджете есть особая статья, расходы по которой закрыты.
По сходной причине тяготит разум чиновника Академия сельскохозяйственных наук, созданная в годы первой пятилетки и коллективизации, тоже перед лицом грандиозных задач. Во главе академии стояли яркие антиподы — Николай Вавилов и Трофим Лысенко. Мы привыкли говорить о сельском хозяйстве с усмешкой, но сотни лет в Центральной России не могли вырастить пшеницу, а сейчас озимые сорта "Безостая" и "Московская" подняли урожайность до 5-6 тонн с гектара, занимают 3 млн гектаров. Пшеница "Московская 39" на мировом испытании в Канаде, которое длилось 3 года, заняла 1-е место.
В свое время американцы предлагали селекционеру Ивану Мичурину корабль и состояние, чтобы перевезти за океан коллекцию садовых культур. Сегодня в коллекции плодовых культур 22,5 тысячи сортов, потребовалась бы флотилия. Одна из немногих отраслей российского экспорта в США — масличные семена и подсолнечное масло — свыше 2 млрд долларов. Это стало возможным благодаря росту содержания масла в семенах с природных 33 до 53 процентов. В прошлом году после наводнения на Дальнем Востоке погибли все иностранные сорта сои и рапса, а российские выстояли. РАСХН ежегодно продает за рубеж до 40 тысяч тонн элитных семян. За учеными закреплена почти 1 тысяча гектаров пашни, с которой собирается урожай на 20 процентов выше, чем с соседних полей. При этом за 20 лет численность Сельскохозяйственной академии сократилась в 4 раза — до 11 тысяч сотрудников, что особенно замечательно на фоне роста армии чиновников, которые заправляют наукой.
Если хромает сельское хозяйство, то вовсе не по той причине, что ученые мух не ловят. Несправедливо бросать комья грязи в огород Сельхозакадемии, урожай-то очкарики в шляпе собирают лучше, чем государство. В опытных стадах продуктивность на 15 процентов выше, чем в животноводстве. Это не вина ученых, что 67 процентов мяса в России поступает по импорту, причем 40 процентов — из стран НАТО. Главная беда сельского хозяйства — что ни политик у нас, то агроном.
Итак, слияние наук состоялось. Теперь над всеми науками стоит чиновничий регулятор по имени ФАНО. В его распоряжении 96 млрд рублей и более 1000 организаций от Балтики до Камчатки. Институты с полигонами, опытные заводы, конструкторские бюро, научно-исследовательский флот, элитные больницы и виварии, лесные массивы и угодья на 3 млн гектаров, ботанические сады и высокогорные обсерватории. В облике ФАНО материализовался незабвенный администратор Бубенцов из кинофильма "Весна": "Ученые как дети. Без меня даже консервную банку открыть не могут". Шутка обернулась явью, и теперь уже не до шуток.
Регулятор первоочередной задачей видит не поощрение научных подвигов, а чисто бюрократическую расстановку научных учреждений по ранжиру, чтобы упразднить отстающих и сэкономить средства. По каждому направлению оставить одно НИИ с полным единомыслием! То, что исчезнет конкуренция, чиновников не колышет. В институтах с тихим ужасом показывают грозные послания, которые сочиняет регулятор. Качество работы определяется по сотне параметров, включая автопарк, рейтинг цитируемости, количество кофе-брейков на конференции, число молодых сотрудников и средний возраст, завершается список ключевой строкой — "Итого"...
Но есть угроза еще страшнее. Реформа, которая выводит из-под академии все институты, приведет к неизбежному разрыву связей между академией и наукой. Неслучайно академии не разрешили даже библиотеку сохранить! Академия превращается в клуб для отвлеченных бесед, вроде Английского клуба. А вся наука превращается в разрозненную армию без штаба. Ведь ФАНО — это всего лишь служба тыла, то есть маркитанты. Без научно-методического руководства, без мозгового центра институты будут напоминать оркестр без дирижера. Такая музыка для слуха невыносима.
Никто в академии не спорит с тем, что науке необходима реформа, наша наука теряет конкурентоспособность. В среднем каждую статью российского ученого цитируют 3 раза, американского — 15 раз. Но почему получается так, что каждая реформа у нас оборачивается разрушительной революцией? Зачем перепахивать академическое поле до уничтожения питательного гумуса и превращать его в лунный ландшафт?
Огонек, Сергей Лесков