— Как Вы узнали, что Вашу кандидатуру не согласовали?
— От журналистов. Они начали мне звонить и просить комментарий.
— Наверное, это была не самая приятная новость…
— Я был готов к любому повороту событий. Мне ведь самому ничего для себя не надо, я просто хотел помочь Российской академии наук в трудной для нее ситуации. Мне нравится заниматься наукой. Если Вы заметили, я и в предвыборную деятельность старался привнести элементы научной работы. Выборы должны сопровождаться конкуренцией идей, а не соревнованием в подковерных интригах и закулисных договоренностях. С другой стороны, когда предлагаешь какой-либо проект, надо быть готовым к тому, что его могут отвергнуть, причем далеко не всегда это связано с качеством предлагаемых решений.
— Но Вы столько сил потратили на выступления, на программу…
— Да, силы потратил. Но уверен, что сделал это не зря, потому что, так или иначе, программа была разработана , и я надеюсь, что она будет реализовываться. Другого пути для Российской академии наук, на мой взгляд, нет.
— Какими же были критерии отсева, формальные и неформальные? Знаете ли Вы, почему Вашу и Черешнева кандидатуры не согласовало правительство?
— Нет, не знаю. Мне никто ничего не сообщал, никаких вопросов не задавал, никаких документов у меня либо в МГУ или Минобрнауки не запрашивал. Даже на ушко никто ничего не прошептал. Я всё же думаю, что отсев шел не по каким-то формальным критериям, а на основе моделирования ситуации на выборах в ходе Общего собрания РАН.
— А есть ли у Вас понимание — кто в центре таких решений? На каком уровне принимается решение об одобрении или неодобрении, кто это реально делает? Ведь правительство — очень большой орган.
— Откровенно говоря, я не думаю, что в правительстве был бы кто-то против меня. А вот силы, связанные с Президиумом РАН «дофортовского» призыва, вполне могли задействовать оставшиеся связи в аппарате правительства. Но фантазировать не буду.
— Какой была самая интересная для Вас версия несогласования?
— Особых версий не было, скорее, все недоумевали — что же там произошло. Но надо сказать, что, казалось бы, такая неприятная новость принесла с собой и много позитива. Число хвалебных откликов, которые я услышал в свой адрес за несколько дней, намного превышало количество добрых слов, которые я слышал за предыдущие четыре года, будучи председателем Совета по науке при Минобрнауки.
— Воспринимаете ли Вы это несогласование как выражение какого-то недоверия власти?
— Нет. Что значит «недоверие»? Скорее это знак признания того, что со мной как с президентом РАН не так комфортно было бы взаимодействовать. Наш Совет по науке работает независимо, его члены прямо высказывают то, что думают. И я сам стараюсь всегда прямо говорить то, что думаю. Наверное, такой подход не всем нравится. Теперь уже можно рассказать о том, что в июне 2013 года, когда была объявлена реформа Российской академии наук и наш Совет по науке первым выступил с протестом, Дмитрий Викторович Ливанов пытался оказывать на меня давление. Но у него ничего не получилось. И потом, через полгода, когда все события состоялись, он прилюдно сказал нам: «На вас, членов Совета по науке, давить совершенно бесполезно». Я уверен, что мы приносим Минобрнауки пользу своей активной позицией, но я допускаю, что не всем чиновникам с нами комфортно работать.
— Вы самым первым из кандидатов разместили свою программу, стали открыто выражать ее тезисы. Как Вам кажется, было ли в ней что-то, что могло бы противоречить некоторой «государственной линии» развития науки, допустим, в версии Андрея Фурсенко? Можете сравнить ваши взгляды?
— Наоборот, я думаю, что эта программа в целом лежала в русле государственной политики. Другое дело, что она четко определяла программу возрождения Российской академии наук, при которой ее авторитет мог бы повыситься и Академия вернула бы себе ряд полномочий. С моей точки зрения, предложенные мной меры — единственная возможность для РАН сохранить себя как единое целое, чтобы постепенно функция руководства научной сферой переходила к Российской академии наук. Я допускаю, что не всем этого хочется.— Но отсутствие мотивировки порождает недоверие к действиям правительства. Клуб «1 июля» выступил с протестом и сказал, что власть должна представлять мотивировку отсева кандидатов на пост главы РАН.
— Я благодарен Клубу «1 июля» за поддержку, их позиция заслуживает уважения. Они тоже всегда высказывают то, что думают, хотя у нас и бывают расхождения по ряду вопросов. Но в данном случае правительство приняло решение свое мнение не комментировать. Я не думаю, что они под воздействием каких-то заявлений огласят мотивировку.
— Сейчас нередко обсуждают возраст претендентов на пост главы РАН. Говорят, что Роберту Нигматулину 77 лет, Владиславу Панченко на момент выборов будет 70. Как Вам кажется, возраст претендента имеет значение для поста президента Академии наук или это нерелевантная категория?
— Вообще, возраст сам по себе не имеет принципиального значения, потому что люди стареют с разной скоростью, и надо смотреть по ситуации. Другое дело, что есть закон, есть Трудовой кодекс, и согласно статье 2 должности руководителей научных учреждений не могут замещаться лицами старше 65 лет, впервые заступающими на эту должность. Если на момент достижения этого возраста они уже занимали эту позицию, то можно в виде исключения или по решению учредителей продлить срок нахождения на этом посту до 70 лет.
— В таком случае только три кандидата бы прошли: Красников, Вы и Сергеев…
— С другой стороны, то обстоятельство, что по РАН принят отдельный закон, можно трактовать так, что для Академии не действуют записанные в Трудовом кодексе ограничения по возрасту.
— В «Огоньке» про Вас написали: «Алексей Ремович Хохлов представляет реформаторские силы внутри Академии». Вы себя ощущаете представителем таких сил?
— Конечно. Если вы сравните мою программу и программы других кандидатов, то моя программа в наибольшей степени нацелена на реформы существующего положения в Академии наук, реформы архаичного функционирования Президиума РАН и так далее. И я себя так и позиционировал и так и ощущаю. И деятельность по реформированию Академии я, безусловно, продолжу.
— Каким образом? Поддержите какого-то кандидата или через Совет по науке?
— Сейчас идут переговоры с разными кандидатами. Я не исключаю, что буду взаимодействовать с теми, кто поддержит основные пункты моей программы.
— Академик Нигматулин сказал, что «период „вежливого выслушивания“ мнения власти прошел», что Академия должна более активно выдвигать свою позицию. Это ведь соответствует и Вашему мнению?
— Да. С этим я полностью согласен. В моей программе речь идет о том, что Академия должна публично и открыто высказываться по всем вопросам, связанным с научной жизнью, и отстаивать свое мнение при взаимодействии с органами власти.
— Если бы Вы писали свою программу сейчас, Вы бы что-то в ней поменяли? Заострили бы какие-то моменты?
— Получив определенное количество подписей членов РАН, поддержавших мое выдвижение, я решил больше не тратить время на получение дополнительных подписей, а подготовить и опубликовать программу за два месяца до выборов, с тем чтобы за август была возможность взаимодействия с членами Академии и было время на корректировку программы. Я ее разослал всем членам РАН.
Несмотря на отпускное время, в августе я получил громадное количество откликов. Из самых разных отделений. Большую часть откликнувшихся членов Академии я вообще не знаю. В основном писали те, кто поддерживал мою программу, они предлагали конкретные изменения. С каждым я переписывался. Было предложено много изменений. И сообщение о том, что я не допущен до выборов, пришло тогда, когда я правил программу — я собирался опубликовать второй вариант с учетом предложений членов Академии.
Кстати, такое число писем с предложениями говорит о том, что пункт моей программы о том, что надо шире привлекать всех членов РАН к работе на Академию с помощью различных электронных площадок, правилен. Сейчас большинство членов РАН, по сути, отстранены от работы в Академии, они собираются один-два раза в год, хотя многие из них могли бы вносить очень полезный вклад в работу РАН. Я уверен, что Академии наук не надо замыкаться в рамках Президиума. Надо активнее вовлекать членов Академии в обсуждение актуальных вопросов.
— Получается, что Вы предложили активизировать роль рядовых членов Академии? Может быть, и это насторожило власть?
— Я предлагаю, чтобы все члены Российской академии наук имели возможность высказаться. И чтобы они были услышаны, а их мнение было донесено до Президиума, который принимает решения. Я тоже член Президиума, по большинству вопросов мы не запрашивали мнение членов РАН, и решения принимались в узком кругу. Причем даже не на президиумах, а на так называемых оперативках. Но это неправильно, и я хотел поменять этот закрытый характер принятия решений.
— Считаете ли Вы формальное требование согласования кандидатов в правительстве до выборов необходимым шагом? Не является ли это некоторого рода ограничением академических свобод?
— Нет. Они должны согласовывать, ведь РАН финансируется из федерального бюджета, а учредителем РАН является правительство. Учредитель, в принципе, имеет право отвести каких-то кандидатов. По поводу меня и Валерия Черешнева было принято решение на основании неведомых мне соображений, но, с другой стороны, полностью в рамках действующего законодательства.
— Когда в социальных сетях обсуждалась новость о несогласовании двух кандидатур, звучало и мнение, что, может, и волноваться нечего, ведь роль президента РАН не очень-то сейчас и значима… А Вы что думаете?
— Она значима. По существующим положениям президент РАН предлагает всех вице-президентов, чуть ли не две трети членов Президиума и так далее. Так что президент РАН — очень важная фигура, от которой многое зависит в Академии наук.
— А с точки зрения рядового ученого, какова роль президента Академии?
— Роль президента Академии для рядового ученого сейчас практически незаметна. Академия или ее Президиум работают сами по себе, институты — сами по себе, они вообще в другом ведомстве. Какие решения принимаются Академией — это никому особо не интересно. И я как раз предлагал эту ситуацию менять. Академия наук должна принимать такие решения, которые влияют на судьбу рядовых научных сотрудников.
Президиум РАН не должен рассматривать специальные вопросы развития той или иной области науки, это можно было бы делать и на семинарах или на экспертных советах. Вместо этого надо обсуждать кардинальные вопросы организации науки — проблему роста научных кадров, научную аспирантуру, оценку научных организаций, российские научные журналы, финансирование науки, ее инфраструктуру, работу ВАК и так далее. Надо, чтобы Президиум аккумулировал мнение членов РАН, научного сообщества по этим направлениям и готовил проекты взвешенных решений.
— А какой механизм учета мнений двух тысяч человек Вы предлагаете?
— Электронные площадки и регулярные обсуждения на различных экспертных группах. Причем по опыту августа я вижу, что члены Академии с удовольствием отвечают и принимают участие в обсуждении научно-организационных вопросов, очень часто говоря разумные и правильные вещи, которые надо просто оформить в виде решений Президиума. <…>
— Правильно ли я понимаю, что Вы не раз критиковали деятельность ФАНО? Звучат мнения, что оно должно стать частью Академии наук. Вы этот тезис поддерживаете?
— Нет, не поддерживаю. Как может федеральный орган исполнительной власти стать частью федерального государственного бюджетного учреждения? Это ерунда. Другое дело, что статус Академии должен быть изменен: статус ФГБУ должен быть убран, и тогда можно ставить вопрос о том, чтобы государственная Академия наук осуществляла функции по научному руководству, по научной координации, причем не только институтов, подведомственных ФАНО, но и всей российской науки.
Я не приемлю разделения: РАН занимается наукой в академических институтах, а относительно науки вне ФАНО — хоть трава не расти. Это неправильно. Хотя бы потому, что в вузах сосредоточен хороший научный потенциал и оттуда приходят студенты, в том числе в академические институты. Если не будет этого притока студентов, то ничего не получится.
— Вы собираетесь выступать на грядущем Общем собрании РАН?
— Если мы договоримся с каким-нибудь кандидатом, то я буду выступать в его поддержку и призывать тех, кто предполагал поддержать меня, проголосовать за этого кандидата.
P. S. Когда верстался номер, стало известно, что 12 сентября должна состояться совместная пресс-конференция академиков А. М. Сергеева и А. Р. Хохлова «Выборы в РАН: актуальная ситуация».