Версия для печати

Акцент - на репутацию. Минобрнауки ставит на доброе имя ученого

Смена руководящего состава Министерства образования и науки породила надежды на то, что продолжавшиеся в течение последних лет гонения на академическую науку и вбивание клиньев между учеными из разных ведомств наконец прекратятся. Недавно должность курирующего научную сферу заместителя министра образования и науки занял бывший вице-директор Объединенного института ядерных исследований, один из самых молодых академиков Григорий Трубников. “Поиск” попытался узнать, на какую систему организации науки делает ставку новый замглавы министерства, какие задачи собирается решать в ближайшее время и в перспективе.

- Григорий Владимирович, какова, по-вашему, наиболее приемлемая для России система организации науки? Какую роль должна играть РАН в этой схеме?

- Роль Академии наук в системе управления наукой определена законом, и, что, может быть, более важно, роль, ценность и место академии понятны всему научному сообществу. Академическая система - это важнейший институт науки в стране. Это огромная интеллектуальная сила, профессиональное сообщество. Наконец, это организация с 300-летними традициями. Несмотря на неоднозначно проводимые реформы последних лет и возникающие сложности взаимодействия академии с различными органами исполнительной власти, страна может гордиться результатами, которые в эти годы были получены академическими институтами - в ведущих научных коллективах работа не останавливалась.

Если говорить о распределении ролей между участниками процесса, за РАН должна быть координация фундаментальных исследований, научное руководство институтами и научная экспертиза, за ФАНО - организационная и финансово-хозяйственная деятельность (причем организация и финансирование должны осуществляться на принципах, которые совместно вырабатывают РАН и ФАНО), за Министерством образования и науки - формирование и регулирование государственной научно-технической политики. В идеале все структуры должны работать как единый хорошо скоординированный организм.

- Правильно ли я понимаю, что нынешняя система кажется вам вполне адекватной и ее развитие вы видите в гармонизации отношений между действующими участниками процесса?

- Система нормальная. Но, на мой взгляд, первична не только и не столько административная иерархия, а эффективность науки и научные результаты. Десятки и сотни выдающихся научных коллективов работают в существующих условиях: развивают исследования на мировом уровне, привлекают молодежь. Они не оглядываются назад и не занимаются бесконечным выяснением, кто главнее - РАН или ФАНО, и сравнением, когда было лучше - раньше или сейчас. Они динамично развиваются, встраиваются в новые реалии (ведь реформирование сектора науки сейчас идет не только у нас, но и активно в странах Восточной Европы, Франции, Китае, и многих других), продвигаются в освоении прорывных направлений, предлагают государству масштабные проекты, наводят мосты с промышленностью.

Некоторые институты, например, наладили тесное взаимодействие с командами конструкторов и разработчиков оборонно-промышленного комплекса (ОПК), активно вовлекая их в выполнение гражданских заказов. Есть поручение Президента России - довести долю высокотехнологичной продукции гражданского и двойного назначения в производстве на предприятиях ОПК к 2025 году до уровня не менее 30%.

Мы ведь прекрасно понимаем, что в “оборонке” специ¬фические принципы работы и свои стандарты приемки продукции. Чтобы подключить предприятия ОПК к выполнению сложных наукоемких проектов, их разработчиков и конструкторов нужно “перенастроить”. Здесь роль лидирующих академических институтов, воплощающих крупные научные инфраструктурные проекты, может быть очень велика и стать определяющей для некоторых больших организаций Минпромторга РФ, Минобороны РФ, ГК “Росатом”, ГК “Рос¬тех” и других. Так что можно ждать заказов от государства, а можно самим создавать условия для того, чтобы они появились.

Понимаю, что академической науке сложно живется в условиях идущих преобразований. Но нужно смотреть вперед и откликаться на запросы общества - как это всегда делало научное сообщество.

К сожалению, бывает, что наши планы разбиваются и о проблемы очень высокого уровня - геополитические и экономические. Несколько стран притормозили научное партнерство с Россией. Но с рядом стран Европы, Азии, БРИКС, наоборот, есть прогресс и развитие. Отрадно, что сотрудничество в рамках Европейского центра ядерных исследований (ЦЕРН), например, не останавливается ни на минуту. Растет количество публикаций по итогам работы на установках центра, расширяется научный обмен. Есть и другие положительные примеры. Их можно приводить долго: институты и университеты Сибири, Дальнего Востока, Центрального федерального округа очень активно сотрудничают с ведущими зарубежными центрами. Недавно, к примеру, я посетил Северный (Арктический) федеральный университет и был приятно удивлен уровнем проводимых там международных исследовательских работ. Во многих наших плавучих экспедициях участвуют иностранные ученые из Норвегии, Швеции, Китая.

Иногда приходится слышать разговоры о том, что наука гибнет. На мой взгляд, это совсем не так. Я теперь много езжу по разным научным центрам и почти везде вижу сдвиги к лучшему. Информация о том, что доля молодых ученых превысила 40%, она же не с потолка взята - это достоверные данные.

- Как известно, вы сейчас активно занимаетесь формированием плана реализации Стратегии научно-технологического развития РФ. Расскажите об этой работе. Участвуют ли в ней эксперты РАН?

- Нужно начать с того, что представители Академии наук были привлечены к созданию самой Стратегии. Она готовилась десятью тематическими рабочими группами, и во многих из них большинство составляли люди, имеющие отношение к РАН, - члены академии, профессора РАН, сотрудники академических институтов. Так, по крайней мере, было в трех рабочих группах, где я участвовал, и в той команде по научно-исследовательской инфраструктуре, которую я возглавлял.

Сейчас формируется план реализации Стратегии на ближайшие три года. Его должно подготовить наше министерство с участием заинтересованных федеральных органов власти и согласовать с президиумом Совета по науке при Президенте РФ. В течение последних месяцев мы обсуждали проект плана на различных общественных площадках, в Госдуме, в федеральных органах исполнительной власти (ФОИВ), в институтах развития, с промышленностью и бизнесом. С учетом всех предложений план дорабатывает группа ответственных редакторов при Минобрнауки, включающая в себя чуть более десяти человек. Молодая яркая команда из академиков и членов-корреспондентов - у нас только двое-трое не имеют отношения к РАН. Среди представителей академии, например, Андрей Лисица, Валентин Анаников, Юрий Ковалев, Павел Логачев, Алексей Кузнецов, Тагир Аушев, Алексей Васильев.

Эта команда, которую с полным основанием можно назвать академической, практически пишет план работы всей национальной науки на ближайшие годы. Конструктивная компиляция этого плана фактически реализована во взаимодействии со всеми ветвями власти. Если нам за это время (имею в виду первый этап плана - 2017-2019 годы) удастся выстроить эффективную систему взаимодействия между академией, правительством и бизнесом, то будет заложена новая система координат, в которой наука начнет активно развиваться и эффективно работать на интересы страны.

При этом хочу подчеркнуть, что систему организации науки невозможно установить раз и навсегда. Мир динамично меняется, и направления развития должны постоянно корректироваться. Это делать можно, в частности, в рамках Стратегии.

- План реализации Стратегии готовится давно, и говорят, что текущая версия сильно отличается от первой. Как сейчас выглядит документ?

- В нынешнем варианте плана мы пробуем представить целостную систему организации науки. Пять разделов, “колонн”, на которые она должна опираться: формирование эффективной современной системы управления наукой, кадровое обеспечение (траектории от средней школы до лидеров научных коллективов и больших проектов), инфраструктура исследований и разработок, информационно-аналитическое обеспечение и рациональное взаимодействие науки/экономики/промышленности, международное научно-техническое сотрудничество. По каждому мероприятию плана (а их порядка 50) мы предложили этапы, комплексные механизмы и инструменты, новые программы. Определены ответственные исполнители, ожидаемые результаты и, наконец, система показателей, позволяющих четко определять, достигнута ли поставленная цель.

- Одним из важнейших инструментов научной политики должны стать Советы по приоритетным направлениям научно-технологического развития, создаваемые для обеспечения реализации Стратегии. Чем они будут заниматься?

- Советы, по нашему мнению, должны включать в себя ведущих ученых в данном направлении исследований, представителей профильных министерств - фактически заказчиков и интеграторов, а также представителей высокотехнологичного бизнеса. Главная задача Советов - на конкурсной основе выявлять и формировать комплексные программы и проекты, направленные на реализацию обозначенных в Стратегии приоритетных направлений научно-технологического развития. Кроме того, Советы должны предлагать по каждому такому сформированному проекту ответственного исполнителя - базовую организацию, оценку требуемых ресурсов, сроки и ожидаемый результат.

- Будет ли создан отдельный совет по развитию фундаментальной науки?

- Перечень и порядок формирования Советов - здесь окончательное решение за Правительством и Президентом РФ. Министерство, как ФОИВ, отвечающий за разработку плана реализации Стратегии, с учетом мнения профессионального сообщества, предлагает сформировать восемь Советов: семь - по приоритетам, обозначенным в разделе 20 Стратегии и связанным с конкретными “большими вызовами”, и еще один - восьмой - по фундаментальным поисковым исследованиям. В разделе 21 Стратегии определено, что именно фундаментальная наука должна сыграть ключевую роль в обеспечении готовности страны к вызовам, “еще не проявившимся и не получившим широкого общественного признания”. Там также отмечено, что “поддержка фундаментальной науки как системообразующего института долгосрочного развития нации является первоочередной задачей государства”.

То есть в Стратегии зафиксирована важнейшая роль фундаментальной науки и обязательства государства по ее обеспечению. Фундаментальные исследования требуют иных методов организации, управления, финансирования, формирования тематики и т.д., чем инновации и прикладные исследования. Совет по фундаментальным исследованиям, в отличие от тематических советов, ориентирован на работу в большем масштабе времени - чтобы генерировать новые знания и сопутствующие им высокие технологии или критический задел для их создания. Совет по фундаментальным исследованиям не должен допускать, чтобы большие вызовы обесценились и “растворились” в той среде, к которой они не могут и не должны иметь непосредственного отношения. Я бы так сказал: Совет по фундаментальным исследованиям отвечает за то, чтобы Стратегия не развивалась в ненужном направлении.

Хорошо известно, что, проводя поисковые исследования, мы далеко не всегда предвидим все результаты и уж тем более не можем точно сказать, как они будут применяться. Но очень часто эффект превосходит все самые смелые ожидания. Вот только два примера из относительно недавней практики. Когда в 1990-х годах начали проектировать Большой адронный коллайдер (БАК), стало ясно, что понадобится разветвленная компьютерная сеть для хранения и обработки данных. Интернет, находившийся в то время в зачаточном состоянии, получил мощный импульс и стал развиваться взрывными темпами. Сегодня мы уже не просто не мыслим жизни без Глобальной сети, а не можем существовать без нее. Проект ITER, да и вообще альтернативная энергетика, дали огромный импульс тематике развития устройств хранения энергии.

Кто мог предсказать, что создание сверхпроводящих магнитов для БАК позволит увеличить рынок томографов? Но вот факт: в ходе разработки узлов коллайдера удалось сильно удешевить технологии производства магнитов, фактически поставить их на поток, благодаря чему томографов сегодня выпускается в тысячу раз больше, чем десять лет назад.

- В Стратегии поставлены амбициозные задачи. Но можно ли качественно улучшить научный продукт на 1,1% ВВП, который в стране выделяется на науку?

- За один-два года это вряд ли удастся. Хотя в ряде направлений и за это время реально продвинуться. Надеюсь, что ситуация будет улучшаться. Поверьте мне, руководство страны, да и все общество, прекрасно понимают, что финансирование науки необходимо увеличивать. Абсолютно уверен, что в стране никто не ставит под сомнение вопрос о том, что наука, как один из главнейших государственных приоритетов, должна обеспечиваться на достойном уровне. Все согласны, что у науки важнейшая государственная роль, особенно у российской. Сильные научные школы, российский интеллект - это всегда было, если хотите, одной из главных имиджевых составляющих нашей страны. Но есть внешние обстоятельства, о которых я уже говорил. Мы не можем их игнорировать, мы живем в открытом мире и чувствуем на себе влияние различных политических и экономических факторов. А есть еще, конечно, и внутренние обстоятельства, которые нельзя обойти. В Стратегии записано, что финансирование осуществляется в зависимости от роста эффективности сферы науки, технологий и инноваций посредством поэтапного увеличения затрат на исследования и разработки и доведения их до уровня не менее 2% валового внутреннего продукта, включая пропорциональный рост частных инвестиций, уровень которых к 2035 году должен быть не ниже государственных. Поэтапное увеличение затрат на исследования и разработки должно зависеть также от результативности российских организаций, их осуществляющих.

Понятно, что в абсолютных величинах финансирования науки мы сильно отстаем от мировых лидеров, денег у нас меньше - это факт. Но по доле расходов на науку от ВВП Россия в начальной группе мирового списка. Деньги на науку выделяются немалые: в 2015 году - это более 900 миллиардов рублей. Однако не секрет, что эти средства не всегда расходуются эффективно. Некоторые лаборатории занимаются темами, которые интересны только им, хотя никто в мире вот уже несколько десятилетий такие направления больше не развивает. Это не просто вчерашний, а позавчерашний день. Не все центры коллективного пользования и уникальные научные установки работают с полной отдачей и на высоком научном уровне. На многие установки пользователи в очереди стоят, а другие слабо загружены, хотя в них вложены колоссальные средства.

Для начала, считаю, нам всем вместе (Минобрнауки, РАН, ФАНО и другим заинтересованным организациям) необходимо проанализировать ситуацию, нарисовать ландшафт российской науки, а следующим шагом - начать оптимизировать расходы на науку. Чтобы поддержать сильных и увеличить им финансирование, а также переориентировать на приоритетные направления другие научные коллективы, если они к этому будут готовы и способны на это.

- Кто будет этим заниматься?

- Повторюсь, функции всех ответственных структур (ФОИВ, РАН, госкомпаний и корпораций) за развитие науки и технологий прописаны в законах. Каждый должен навести порядок для начала в своем хозяйстве.

- Как, на ваш взгляд, должны соотноситься базовое и конкурсное финансирование?

- Это вопрос необычайно сложный, и единого рецепта здесь нет. Вряд ли стоит стричь всех под одну гребенку. В разных ситуациях должны применяться разные подходы. Совершенно очевидно, что нельзя переходить на исключительно конкурсное финансирование для всех научных организаций. Даже для поисковых исследований. Сильная наука должна иметь хорошую “базу”. Поэтому базовое финансирование должно присутствовать, особенно у тех, кто имеет и эксплуатирует востребованные пользователями уникальные научные установки и развивает современные лаборатории.

Необходимо структурировать науку, создать матрицу, которая позволит сравнить, как выглядят и как поддерживаются те или иные приоритетные направления у нас и в мире. Мы должны следить за мировыми трендами и вписываться в них. Сегодня Россия вкладывает большие средства в международные мегасайенс-проекты, поскольку мы практически не имеем собственных новейших установок такого уровня. Их необходимо создавать. Если нам удастся построить уникальные установки, на которых можно получать прорывные результаты, приезжать будут уже к

нам.

- Вы говорите, что с деньгами в стране плохо, и при этом предлагаете активно строить и развивать установки класса мегасайенс, привлекать зарубежных ученых. Но ведь на это требуются огромные вложения. Откуда возьмутся средства? Не придется ли снимать их с других направлений?

- Нет, давайте не будем утрировать. Средства есть, на прорывные проекты и новые технологии, которые обеспечивают национальную безопасность и национальную гордость, государство всегда находит ресурсы. В этом я убежден, и даже современная история доказывает это. Правительственная комиссия в 2011 году приняла решение развивать проекты мегасайенс, и на это целевым образом выделяются средства. Два комплекса уже сооружаются - высокопоточный нейтронный реактор ПИК в Гатчине и тяжелоионный коллайдер NICA в Дубне. Еще четыре проекта ждут своего часа, но и там дело движется, пусть не такими высокими темпами, как в первых двух. Тем не менее, уверен, в ближайшие годы темпы возрастут. Институты-участники ведут проектирование, прототипирование, разработку узлов и элементов за счет грантов и программ, в том числе бюджетной и внебюджетной поддержки.

Это будет настоящий передний край науки. Недаром в создание этих установок уже вкладываются зарубежные коллеги.

- В том числе финансами?

- Есть разные формы участия - не только финансовые средства, но и оборудование, интеллект, кадры, технологии. Приветствуются все форматы, работающие на результат. В проекте NICA Германия участвует финансами, а Китай и ЮАР - оборудованием, для реактора ПИК немцы поставляют инструментальную и приборную базу для пользовательских каналов и установок.

Очень важно добиться в других четырех проектах участия международных партнеров - министерство тут готово помогать.

Я считаю, что таких комплексов в нашей огромной стране должно быть 15-20. Это магнит для интеллекта и механизм обеспечения и инфраструктурной и интеллектуальной связности нашей большой территории. Крупные проекты обеспечивают формирование в регионах современной научной инфраструктуры и привлекают лучшие научные силы.

- И все же, почему именно мегасайенс, а не много небольших хорошо оборудованных лабораторий?

- Конечно, должно быть и то, и другое. Многие нобелевские эксперименты были сделаны и делаются в “настольных” экспериментах небольших, но очень сильных лабораторий и научных коллективов. В каждом случае решаются свои задачи. В чем важнейшая особенность развития меганауки? Небольшие лаборатории, как правило, используют стандартные или модифицированные установки. Чтобы запустить такие проекты, порой достаточно заказать (а иногда и просто закупить) у разработчиков или индустриальных компаний приборы и оборудование. Еще раз подчеркиваю, что небольшие лаборатории также очень важный элемент национальной исследовательской инфраструктуры. Сети таких лабораторий выполняют значимую функцию - от образовательных и технологических до мониторинга экологии, климата, космического пространства. А вот когда делают комплекс ценой в несколько миллиардов рублей, которого нет ни у кого в мире, необходимо разрабатывать новые технологии, подключать промышленность. А это высокотехнологичные рабочие места, мотивация для молодежи. Что больше заинтересует школьника или студента - возможность работать на спектрометре, пусть и самом современном, или участвовать в строительстве колонии на Марсе? Ведь мегасайенс - это не только реактор, это и сеть астрофизических приборов, и международные орбитальные станции, и компьютерные системы для ГРИД-вычислений.

- Мы хорошо поговорили о Стратегии и меганауке. Но знаете ли вы, что директора многих институтов сейчас решают непростую задачу - как сохранить коллективы? Согласно “майскому” указу Президента РФ, средние зарплаты ученых к 2018 году должны вдвое превысить средние зарплаты в соответствующих регионах. Чиновники требуют неукоснительного выполнения этого показателя. В то же время о другом “майском” указе - о повышении финансирования науки до 1,77% ВВП к 2015 году - власти “забыли”. Оценки показывают, что в подведомственных ФАНО научных организациях необходимо уволить около 20 тысяч научных сотрудников. Что предложите делать?

- Это сложный вопрос, но адресовать его надо не только к финансирующим организациям или министерствам и агентствам, но и к руководству институтов. Есть много примеров, что одни НИИ показатели по зарплатам выполняют, а соседние (через улицу) - во многом похожие и занимающиеся той же тематикой - почему-то нет. Непростая ситуация, но мы все вместе должны ее анализировать и помогать институтам развиваться.

- Кстати, насчет показателей. По данным Центра экономики непрерывного образования РАНХиГС, Минобрнауки выделило на реализацию госзадания 39 национальным исследовательским и федеральным университетам в 2015 году 42,5% объема финансирования по субсидиям, а 260 остальных подведомственных министерству вузов получили 57,5% всех средств. Правильно ли, что для достижения избранными заветных публикационных показателей большинство недофинансируется? Стране надо улучшать качество подготовки кадров в массовом масштабе, ведь мы сильно отстаем от мирового уровня производительности труда, и в наукоемких отраслях тоже.

- Мне кажется, вы смешиваете разные вещи: пропорции финансирования и подготовку кадров. Вузы разные. Гуманитарная наука требует меньших расходов, чем экспериментальные исследования. Те четыре десятка вузов, что отобраны Научно-координационным советом министерства, названы национальными и федеральными потому, что они активнее, энергичнее, в чем-то перспективнее других. Во всем мире таким успешным помогают еще быстрее двигаться вперед, так как они первыми приходят к цели, которую определило государство. Так было, есть и так будет.

Получая больше средств, лучшие вузы создают задел на будущее - наращивают исследовательскую инфраструктуру, которую используют не только их коллективы. В таких университетах появляются уникальные экспериментальные установки, новые лаборатории, научные школы, которые будут работать по окончании целевых программ поддержки. Как раз в них будут готовиться кадры для современной наукоемкой промышленности.

Что касается публикаций и патентов как мерила успеха, то я полагаю, что упор должен делаться не на их количестве, а на качестве. Грубо говоря, надо козырять не десятком статей в любых журналах, а двумя-тремя - в топовых специализированных изданиях. Не наличием большого числа патентов, даже международных, а числом лицензий на внедрение, свидетельствующих, что разработка вышла на рынок. Наукометрия, конечно, должна использоваться при оценке труда ученых, она важна, но еще важнее - научная репутация. Поэтому мы и в план реализации Стратегии хотим включить ряд мероприятий, которые позволят выработать механизм репутационной оценки труда исследователей и научных коллективов.

- Как вам работается в министерстве? Не хочется вернуться обратно в науку?

- Порой хочется. Я действительно скучаю по той работе, которой занимался, - там совсем другая жизнь, другой темп, другие “большие данные”. Но ведь и сюда я пришел не затем, чтобы быстро сдаться. Это новые возможности, новые задачи, а главное - серьезная ответственность и в определенной степени большой вызов. Самое важное - я не один, сильная команда министерства и правительства плюс поддержка научного сообщества - это те, кто реально хочет изменить ситуацию в науке в лучшую сторону.

- Верите, что это можно сделать? Нет ощущения безнадежности?

- Верю. Очень радует, что есть замечательные контакты с Академией наук. Обсуждаем с руководством РАН совместные проекты, сверяем позиции по вопросам, которые обсуждаются во всевозможных комиссиях и рабочих группах, куда мы вместе входим.

- А можно узнать, о каких общих проектах идет речь?

- В настоящее время, например, мы вместе с Валерием Васильевичем Козловым занимаемся обсуждением и проработкой новых программ Минобрнауки и РАН по развитию математических центров и физмат-школ, по поддержке и развитию национальных научных школ. Сейчас формируем несколько команд, которые будут реализовывать пилотные проекты.

Вообще, наука в нашей стране должна гармонично развиваться и в академических институтах, и в университетах. Они должны дополнять друг друга, нужен разумный компромисс, нужно объединять усилия и совместно выстраивать эффективную систему.

Поэтапно будем предлагать и реализовывать новые проекты и программы. Я не сторонник резких действий и больших реформ. Мне кажется, нужно двигаться эволюционно и поступательно. Действовать согласно принятой сообществом стратегии, небольшими шагами. После каждого такого шага, перед следующим, оглядываясь назад - чтобы не тащить за собой груз нерешенных и накопленных по дороге проблем.

Надежда ВОЛЧКОВА, Поиск