Версия для печати

Академик Владимир ФОРТОВ: Дойти до главного!

Президент РАН об итогах и перспективах реформы

- Владимир Евгеньевич, сейчас все спрашивают вас про пожар в ИНИОН. Не кажется ли он символичным результатом общего отношения к академической науке?

- Я - физик и в первую очередь вижу не символы, а причины и следствия. Для меня очевидно, что серьезная нехватка финансирования приводит к неадекватным условиям хранения фондов (ИНИОН здесь еще среди лучших) и слабой обеспеченности средствами противопожарной безопасности многих академических структур - библиотек, архивов, научных коллекций.

Несмотря на это несчастье (которое, кстати, проявило сохраняющуюся академическую солидарность), хочу поздравить всех ученых с Днем российской науки и пожелать им творческих успехов и оптимизма. Сегодня многие из них работают в сложнейших условиях, ежедневно преодолевая многочисленные трудности продолжающейся реформы РАН.

Прошедший год был очень сложным для академической науки, пожалуй, одним из труднейших за всю трехсотлетнюю историю Академии наук. Поскольку реформа ведется в форсированном режиме при минимальном учете мнения ученых, проблемы возникают на каждом шагу. Тем не менее нам удалось провести бесконфликтное объединение трех академий - “большой”, медицинской и сельскохозяйственной - в одну - РАН. Мы прошли нелегкий этап принятия нового устава объединенной академии. Несмотря на сопротивление оппонентов, в нем удалось сохранить все базисные принципы академической науки - самоуправление, независимость, академические свободы, выборность и многое другое, что всегда делало академию наиболее эффективной научной организацией страны и мира.

В прошлом году только вставало на ноги Федеральное агентство научных организаций, и мы сделали все, чтобы непростой процесс передачи институтов прошел с минимальными издержками. Дай Бог, чтобы их число со временем не увеличивалось... Но главная проблема - отлучение научных институтов от самой академии - требует четкого законодательного разделения функций и компетенций между академией (руководство наукой) и агентством, на которое законом возложены финансово-хозяйственные обязанности.

- Ходили слухи, что отделение институтов придумано специально, чтобы забрать у РАН ценные здания и землю в престижных районах.

- Я принимал участие в этих дискуссиях и высказывался очень определенно и резко. Такая опасность существует, и она более чем реальна. Президент России вовремя эту опасность увидел и ввел мораторий на имущественные и кадровые изменения, на полный отрыв институтов от академической системы, на передачу их в другие ведомства. Мораторий работал в 2014 году и был продлен на 2015 год.

Это очень правильный шаг, так как, не скрою от читателей “Поиска”, почти каждый день в академию приходят люди и предлагают “освободить” нас от той или иной части имущества. На 99% этими людьми движет желание не развивать науку, а просто поживиться академической недвижимостью, землей. Появились и вузы, которые хотят поправить свой не слишком завидный научный рейтинг за счет присоединения к ним институтов академии.

К слову, Академия наук уверенно держит самый высокий рейтинг среди всех научных учреждений страны. Здесь работают 15-17% ученых, а дают они 55-60% всех научных публикаций России. По денежным затратам на одну публикацию и на одну ссылку у РАН лучшие показатели в мире. Сделать так, чтобы академия не потеряла свои передовые позиции в ходе реформирования - одна из ответственных задач, стоящих перед нами.

- Еще до реформы шли разговоры о том, чтобы вообще упразднить Академию наук. И до сих пор многие уверены, что развивать нужно, прежде всего, прикладную науку, а не фундаментальную, которой якобы только и занимается РАН.

- Это “вечнозеленая” тема. На самом деле граница между фундаментальной и прикладной наукой очень условна. Это как параллели и меридианы, которые в реальности на земном шаре не прорисованы. Специалисты знают, что хорошие фундаментальные результаты всегда находят практическое применение. Без них не было бы ни электричества, ни современных лекарств, ни мобильных телефонов, ни многого другого, что определяет облик сегодняшней цивилизации.

Проблема в том, как объяснить людям, зачем нужна фундаментальная наука. Каждый должен понять, что все достижения, включая материальные основы жизни людей, базисные элементы нашей безопасности, - это по большому счету результаты фундаментальной науки.

Россия сегодня - ведущая энергетическая держава мира. Но нельзя забывать, что запасы углеводородов в Восточной Сибири, которыми мы сейчас пользуемся, были предсказаны и открыты именно учеными Академии наук под руководством академика А.А.Трофимука. Сегодня до 55% бюджета страны наполняется именно за счет этих полезных ископаемых, дающих нам возможность пережить сегодняшние кризисные времена.

Наука снабдила жителей Земли, при собственной мощности человеческого организма в 100-150 Вт, мощью созданных машин и механизмов на уровне 10-20 кВт. Каждый из нас стал мощнее в 100 раз! За последние годы средняя продолжительность жизни увеличилась на 10 лет, в ряде стран перешагнула 80-летний рубеж. И все благодаря научным достижениям, потому что ученые раз и навсегда победили те болезни, которые раньше сводили в гроб людей в тридцатилетнем возрасте. Сейчас речь идет о том, чтобы продлить жизнь человека за 100 лет. Больше того, отвечая на пожелания коллег-кардиналов дожить до 100 лет, Папа Римский Франциск ответил, что не следует ограничивать волю Господа этими цифрами.

Именно ученые повысили урожайность растений в десятки раз и избавили человечество от предсказанной 200 лет назад Мальтусом перспективы голода из-за перенаселения Земли. Физики, создав ядерное и термоядерное оружие, спасли мир от глобальных конфликтов. Список легко продолжить.

К сожалению, в сегодняшней России наука, техника и инновации остаются в сложном положении. Доля инновационных продуктов в промышленном производстве у нас в десятки раз меньше, чем в развитых странах. Президент и правительство в условиях сегодняшнего кризиса правильно говорят о построении экономики, основанной на знаниях, на науке. Но ведь экономика - тоже наука. И специалисты Академии наук неоднократно предлагали решения, которые позволили бы нам выйти на траекторию роста.

Почему сегодня жизненно важно прислушаться к мнению ученых? Не только потому, что мы находимся в сложной геополитической ситуации. Ведущий критерий развития страны - производительность труда. По этому показателю мы в среднем уступаем передовым странам в четыре-пять раз. Давайте посмотрим, как можно кратно поднять производительность труда. Основной наш продукт - сырье. Вы не можете продать его в пять раз дороже. А вот если вы выпускаете высокотехнологическую, с высокой добавленной стоимостью продукцию, то тут новые открытия сразу дают качественный скачок. Поэтому выход для нас существует один. И заключается он в опоре на науку.

Нам нужно трезво и точно оценить перспективы России как научной державы. На мой взгляд, главный наш ресурс и основное преимущество - это люди. В России множество очень талантливых, грамотных специалистов, которые ценятся по всему миру. Откройте любой научный журнал, посмотрите список членов редколлегии, взгляните на состав оргкомитетов международных научных конференций, лауреатов научных премий и конкурсов - всюду много русских фамилий. Проблема в том, что эти люди востребованы за границей, но не на родине. Несмотря на все заклинания, бодрые рапорты и доклады чиновников, зарплата профессора у нас унизительно мала.

Сегодня, когда действуют санкции и страна объективно нуждается в импортозамещении, настало время пересмотреть приоритеты, а заодно и механизмы управления развитием науки, техники и инноваций, разделив Минобрнауки на два министерства, ответственных за образование и - отдельно - за науку. Потому что задачи, которые стоят и в образовании, и в науке, глобальны, трудны и более чем срочны. А сейчас, курируемые одним ведомством, хромают и образование, и наука.

Тот факт, что министерство, неся явно непосильную для него ношу, воюет с Академией наук вот уже 10-15 лет, противоречит здравому смыслу и не может не удручать. В наше ответственное время необходимо собрать в один кулак все наши интеллектуальные и материальные ресурсы, которые не так уж и велики. А то как бы не получилось по Черчиллю: “Для многих успех - это постоянное движение от провала к провалу со все нарастающим энтузиазмом”.

К тому же у нас, увы, нет эффективно работающей инновационной системы. Строить ее, я подчеркиваю, нужно всем вместе: и науке, и промышленности, и государству. Предстоит научиться совместной работе и прекратить схоластические разговоры о том, какая наука - вузовская или академическая - прогрессивна, а какая ущербна. Ведь еще 650 лет назад великий Томас Мор, казалось бы, поставил точку в этих спорах, дав определение науки как особого рода человеческой деятельности, направленной на получение новых знаний и на передачу их последующим поколениям.

Для чиновников такая схоластика, возможно, и привлекательна, но она, по сути, дебильно-бессодержательна для реально работающих исследователей. Большинство ученых академии одновременно преподают в вузах, а педагоги ведут активную научную работу. Не зря сказал президент страны: “Что важнее: академическая наука или вузовская? Этого спора и быть не может. Нужно ничего не разрушать”.

- В дискуссиях вокруг реформы постоянно звучит мысль о том, что ученые сами должны управлять научным процессом и чиновникам не следует их контролировать, диктовать, что исследовать. Но вспоминается СССР с его жесткой командной системой. Ведь были же и тогда выдающиеся результаты?

- Я застал те времена и хорошо помню: чиновники прямо не диктовали ученым, как, когда и какие им делать открытия. А вот в последнее время усилился бюрократический прессинг, от нас требуют горы бумаг с планами и отчетами. Предписывается сообщать, когда и на каких направлениях будут сделаны открытия и сколько статей ученые опубликуют.

В советском прошлом действительно формировались приоритеты, но в самом общем виде. Например, после войны сложилась ситуация, чреватая для безо-пасности страны, поэтому начали создавать атомные бомбы, ракеты, атомные подводные лодки, авиацию и добились впечатляющих успехов. Да, директивы шли сверху, но речь шла не о мелочной опеке ученых, а о самом общем направлении работ.

Конечно, здесь нельзя не вспомнить о разгроме генетики, кибернетики, многих разделов общественных наук. Не дай Бог, эти уроки станут забываться “эффективными менеджерами” сегодня.

- На декабрьском заседании Совета при Президенте РФ по науке и образованию говорилось, что ученым поможет укрупнение научных институтов. Вы с этим согласны?

- Много бы я дал, чтобы это могло реально помочь делу. Но мне, напротив, кажется, что здесь кроются большие риски. Подавляющее число академических институтов являются многопрофильными, в них трудятся ученые различных специальностей. И работают они над разными научными проблемами, часто ортогональными. Волюнтаристское объединение под одну, определенную начальством тему неизбежно усложнит работу научных школ, отделов и лабораторий. Им будет труднее заниматься своей тематикой, важность которой, вполне возможно, чиновники просто недооценили.

Когда в СССР делали атомную бомбу, ракеты, никто никого не сливал, не загонял ученых академии в какие-то средмашевские структуры. Напротив, в академических институтах выделялись группы компетентных специалистов (научные группы Тамма - Сахарова в ФИАН, Харитона - Зельдовича в ИХФ, группы Тихонова, Самарского в МИАН и ПМАН, Ландау - Халатникова в ИФП и т.п.), и им поручались конкретные ответственные задачи. Это не приводило к разрушению мощных научных коллективов, которые могли участвовать в иных масштабных проектах. Например, в ИХФ АН делали твердые ракетные топлива и мощные взрывчатые вещества, в ФИАН создавали лазеры и твердотельную электронику, в МИАН, ИПМ рождались ракетная техника, криптография, авиация.

Такой принцип организации фундаментальных исследований называют “программно-целевым”. Именно он позволил нашей стране осуществить впечатляющие научно-технические проекты. Этот изобретенный в СССР принцип рассматривается мировым сообществом как одно из наиболее удачных научно-организационных решений XX века. Не случайно американцы использовали его для реализации масштабных проектов типа полета человека на Луну, строительства атомного флота и т.п.

К счастью, президент страны поддержал наше с академиком Е.М.Примаковым

предложение не спешить с укрупнением и объединением институтов, дождавшись результатов пилотных проектов. Напомню его слова: “Главное здесь - не допустить механического слияния, важно сохранить эффективные дееспособные научные коллективы”.

- Мизерное финансирование науки, с которого начался наш разговор, - многолетняя хроническая боль. На Западе научные разработки щедро спонсирует бизнес, а у нас с этим просто беда.

- Наши олигархи и здесь сильно отстают. Проблема серьезнейшая. Наука США на 60-70% финансируется из негосударственных источников, а зона ответственности государства - фундаментальные исследования. У нас же совсем другая картина - на науку выделяется примерно 1% ВВП. По этому параметру мы на 25-м месте в мире. В Китае - 2,0%, США - 2,8%, Японии - 3,4%, в Южной Корее - 4,4%. С учетом размеров их ВВП это грандиозные суммы, сотни миллиардов долларов. В то же время на работу всех институтов РАН тратится около 1,4 млрд долларов - уровень одного западного университета, или 0,12% ВВП. Сегодня мы находимся на дне научного финансирования. Научные начальники не любят об этом говорить, хотя их прямая обязанность - поднять финансирование на достойный нашей страны уровень. Они, однако, предпочитают иные, более легкие, решения. Вот и создается иллюзия, что проблему можно решить простой “перестановкой кроватей”, паллиативными мерами типа реструктуризации. Если бы нашим наукоорганизаторам удалось создать достойную науку при выделяемых мизерных ресурсах - Нобелевская премия по экономике была бы им обеспечена.

А если серьезно, в сегодняшних особых условиях нам всем необходимо сложить усилия ради развития науки. То, что научный бюджет не будет сокращаться, президент особо подчеркнул совсем недавно, на заседании Совета по науке и образованию.

Действительно, основные ресурсы для науки находятся в бизнесе. Однако фундаментальная наука - “долгоиграющая пластинка”, а бизнес стремится получить прибыль “здесь и сейчас”. В свое время успешный и креативный предприниматель М.Д.Прохоров спонсировал работы по водороду в Академии наук, направив на это десятки миллионов долларов. Была большая польза. Но таких примеров совсем немного.

На Западе как? Там компании, которые хотят вырваться вперед, тратят до 25-40% своей прибыли на научные разработки. Понимают, что только так можно победить в конкурентной борьбе на поле современной экономики.

- Вернемся к российской реальности. Как бы вы оценили промежуточные итоги реформирования РАН?

- Сейчас, пройдя годичный этап реформ, мы видим, что выполнен значительный объем технической работы по передаче имущества, но к реальным проблемам науки мы только подступаем.

А ведь диагноз-то нашей науки хорошо известен. Это крайняя (до 80%) изношенность научной инфраструктуры, устаревший - часто реликтовый - приборный парк, запредельный возраст ученых...

Мы от этих проблем никуда не денемся, и нужно сосредоточиться именно на сутевых задачах. Только тогда реформы принесут ощутимую пользу, станут понятны и получат поддержку ученых страны.

- Уже давно, а после декабрьского заседания Совета при Президенте РФ по науке и образованию особенно много говорят о необходимости разделения функций РАН и ФАНО. В чем, собственно, проблема? Разве нельзя договориться?

- Сложный год трудных и болезненных преобразований показал один врожденный дефект закона о реформе - отсутствие четкого законодательного разделения полномочий между академией и ФАНО.

Главной идеей реформ является, как мы уже говорили, короткий и ясный тезис о том, что РАН отвечает за науку, а ФАНО за финансово-хозяйственное обеспечение научной работы. И это естественно - каждый должен заниматься своим делом, тем, в чем он компетентен!

По существу именно так работала академия в “золотые годы” нашей науки - при президентах М.В.Келдыше, А.П.Александрове, Г.И.Марчуке. Тогда хозяйственно-административный орган академии - Управление делами АН - был частью Совета Министров СССР, подчинялся одновременно Совмину и академии. Сегодня граница компетенций между академией и ФАНО сильно размыта и легко деформируется.

В результате складывается сюрреалистическая картина, когда центр компетенции находится в одном месте - в Академии наук, а центр управления - в другом, в ФАНО. Президентом страны дано поручение проработать юридическую сторону проблемы и подготовить необходимые бумаги. Наши юристы подготовили документы, началось их обсуждение. Простым оно, конечно, не будет. Мы настроены на честную дискуссию и на позитивный результат.

Анализируя итоги первого года реформы, мы видим, что он прошел под лозунгом: “Сделать так, чтобы ученые не почувствовали перехода от РАН к ФАНО”. Но ведь преобразования затевались не для того, чтобы ученые не почувствовали изменений, а для того, чтобы они почувствовали изменения к лучшему!

Поэтому на следующем этапе следует стремиться к тому, чтобы каждый управленческий шаг приводил к конкретным улучшениям. Не на бумаге, не в лозунгах, а в реальной научной работе. И я бы воздержался от решений, не дающих ясного, видимого, ощутимого положительного эффекта для ученых. Именно для ученых, а не для тех, кто ими сейчас управляет. Ведь согласно И.В.Курчатову: “В любом деле важно определить приоритеты. Иначе второстепенное, хотя и нужное, отнимет все силы и не даст дойти до главного”.

Только таким образом мы сможем преодолеть возникшее в результате реформ отчуждение работающих ученых от управленцев. Отсутствие контакта и диалога с учеными - один из серьезных изъянов реформы, необходимость которой назрела и ощущалась научным сообществом и к которой академия готовилась приступить сразу же после выборов президента РАН. Согласно недавнему социологическому опросу, проведенному РОМИР, только 10% ученых понимают цели и задачи проводящейся реформы. Очень мало и тех, кто считает успешным взаимодействие ФАНО и РАН.

Все помнят: президент страны был вынужден, что называется, “в ручном режиме” снимать постоянно возникающие проблемы, начиная со спасения академии от ликвидации и заканчивая введением моратория.

Еще раз скажу о “больном” - лавинообразном росте формализма, бумаго-творчества. Одним из лозунгов реформы был такой: “Освободим ученых от несвойственных для них функций. Пусть они занимаются наукой, а административную нагрузку возьмут на себя управленцы”.

На практике этот благой тезис явно не срабатывает. На ученых обрушилась бумажная лавина, которая не оставляет времени для творческой работы, убивает инициативу, выталкивает из науки молодежь и, в конечном итоге, подрывает нашу конкурентоспособность. Согласно тому же опросу РОМИР, на явное увеличение бюрократизации указывают 37% опрошенных. Это означает, что удар почувствовал отнюдь не только административно-управленческий аппарат институтов.

Надо надеяться, что это всего лишь болезнь роста ФАНО. Академия должна помочь агентству снизить бюрократическую нагрузку до минимального уровня.

Пора положить конец формализации науки и приступить к практическим действиям по ее развитию

Беседовал Юрий МИХАЙЛОВ