Версия для печати

Мораторий - от слова "уморить"

Некоторые возможные психологические аспекты реформы Академии наук

Андрей Ваганов

Об авторе: Андрей Геннадьевич Ваганов – заместитель главного редактора «НГ», ответственный редактор приложения «НГ-наука»

Фото с официального сайта президента РФ

Ничего не поделаешь, сегодня, говоря о российской науке, имеют в виду не столько какие-то научные результаты, но хитросплетения разговоров и слухов. О том, например, почему на пост руководителя Федерального агентства научных организаций (ФАНО) был назначен 37-летний финансист Михаил Котюков? Почему не президента Российской академии наук Владимир Фортов, хотя еще летом Владимир Путин предлагал этот пост именно Фортову и тот согласился? В некоторые горячие головы стали закрадываться прямо-таки крамольные мысли: неужели слово президента ничего не значит? Пришел очередной «эффективный менеджер» (Михаил Котюков) – сейчас начнется распродажа имущества академии и сокращение сотрудников академических институтов…

Но 31 октября, на встрече с президентом РАН и руководителем ФАНО, Владимир Путин неожиданно делает следующее заявление: «…даже если сегодня или в предыдущие годы что-то использовалось не так эффективно, как бы нам хотелось, тем не менее если мы позволим разбазарить накопленное тремя академиями государственное добро, то вернуть что-то назад, если это потребуется в ближайшее время, в ближайшие годы, будет крайне сложно в современных условиях. Поэтому я думаю, что было бы правильно, если и вновь образованное агентство, и президиум Академии наук совместно исходили бы из некоего моратория на использование имущества и при решении кадровых вопросов. С тем, чтобы в течение года, не спеша, агентство могло бы само разобраться и сделать это с помощью президиума Академии наук, что же нужно вновь созданной большой Академии, совсем уже большой, состоящей из трех частей, и какое имущество следует как-то использовать, может быть, по другому назначению.
Но, во всяком случае, чтобы в течение года не принималось никаких решений, которые могли бы привести к невосполнимым утратам».

«Казнь отложили!» – выдохнуло академическое сообщество. По крайней мере многие его представители. Частота употребления слова «мораторий» резко подскочила. Наиболее чуткие к русскому языку люди сразу же заметили, что это слово имеет явно военные коннотации (мораторий на поставки вооружений, мораторий на вывод/ ввод войск и проч.). Это во-первых. А во-вторых, фонетическая производная от него – «уморить» – имеет также несколько значений: «уморить голодом» или «уморить со смеху».

Шутки шутками, но загадка президентского моратория в ближайшее время вряд ли будет разгадана. Ведь фактически слова Путина означают возврат в состояние до принятия закона о реформе Российской академии наук, то есть до 27 сентября 2013 года.

В академических кулуарах мне рассказывали, что Михаил Котюков немного растерялся и сам обратился с просьбой о моратории… Мол, слишком много вдруг объявилось «бенефициаров» на академическую собственность. Такую сознательность можно, конечно, только приветствовать. Грамотный чиновник; понял, что даже технически так быстро оприходовать академическую собственность просто невозможно. Получая 13% бюджета государства, выделяемого на науку, старая РАН производила 60% фундаментальной научной продукции страны. Тут-то и возникает принципиальный аспект коллизий вокруг эффективности этой научной организации, РАН: что считать фундаментальной научной продукцией? Как ее можно использовать в интересах экономического развития страны?

Впрочем, есть и другая версия происходящего, уже появившаяся в СМИ. Якобы буквально накануне встречи Путина с Фортовым и Котюковым на стол президенту РФ легло распоряжение правительства. В нем перечисляется имущество РАН, Российских академий сельскохозяйственных наук и Российской академии медицинских наук, подлежащее немедленной приватизации. Мотивировка – «из-за катастрофического дефицита бюджета». И Путин в очередной раз проявил государственную мудрость – объявил мораторий.

Красивая версия. Это и смущает и слишком напоминает ходульный сценарий: сначала оппонента надо напугать, а потом приходит избавитель. Психологически очень сильный ход.
Вообще складывается ощущение, как будто Путин знает что-то особенное про президента РАН. И Фортов знает, что Путин знает et cetera.

В бытность свою руководителем Госкомитета по науке и технологиям РФ в ранге заместителя председателя правительства РФ, а потом и министром науки и технологий (март 1996 – апрель 1998), Фортов визуально запомнился, наверное, в образе смерча средних масштабов. Министерские шарахались от нашествия в коридоры на Тверской, 11, бородатых людей в свитерах – физиков, приходивших к Фортову на научные семинары, которые он устраивал прямо в министерском кабинете. Таково было условие Владимира Фортова, когда он соглашался на пост в правительстве, – науку он не оставляет! В августе 1996 года, сразу после своего назначения, он заявил в беседе с корреспондентом «НГ» (тогда этот кусочек интервью не вошел в окончательный вариант, опубликованный в газете, но сегодня его уже можно привести – для истории):
«– Вы стали высокопоставленным государственным чиновником. Как теперь вы намерены совмещать работу вице-премьера с собственно научными исследованиями?
– Когда я разговаривал с Виктором Степановичем Черномырдиным перед вступлением в должность, то поставил его в известность о своем намерении продолжать заниматься наукой. Вопрос – насколько у меня хватит пороху и сил. Как только я почувствую, что моя административная деятельность войдет в противоречие с научной, я буду принимать решение».
Многие люди, которые общались с Владимиром Евгеньевичем Фортовым, в беседах со мной не сговариваясь отмечали: сегодня Фортова нельзя узнать. Такого сдержанного, подчеркнуто неэмоционального, ровного в манере разговора и риторике Владимира Евгеньевича никто не припоминает. Представляю, чего это ему стоит. «Я бы на его месте уже два инфаркта получил», – признался в разговоре со мной один из известных академических ученых. А ведь Фортов – заядлый яхтсмен, человек, который собирался в случае проигрыша в президентской гонке в Академии отправиться в кругосветку на яхте…

«Смирение – это самая страшная сила». Эти слова из «Братьев Карамазовых» Достоевского, кажется, доказывают свою истинность.